От Путивля до Карпат

В голове колонны (справа) командир партизанского соединения С. А. Ковпак, комиссар С. В. Руднев, начальник штаба Г. Я. Базима. Докладывает начальник разведки

Этот лесной массив лежит к югу от Хутора Михайловского, за которым начинаются уже Брянские леса, и тянется широкой полосой с запада на восток от Новгорода-Северского [40] к Севску. Нам представилось выгодным обосноваться здесь: не отрывались от своего района, всегда имели возможность вернуться туда, и в то же время у нас был надёжный тыл — Брянские леса.

Хорошей базой для отряда мог служить лесокомбинат, расположенный в 35 квадрате лесного массива. С целью разведки туда было послано несколько бойцов во главе с Дедом Морозом. Вернувшись, Ильич сообщил, что в посёлке лесокомбината живёт какой-то странный народ. Большинство занимается сапожным делом, но видно, что люди все не здешние, пришлые, должно быть скрываются от немцев. Узнать от них ничего нельзя, относятся с подозрением, боятся, не подосланы ли полицией. Вблизи посёлка землянки, построенные недавно, пустые, говорят, что в этих землянках жили какие-то партизаны, но где они сейчас — никто не знает или не хочет говорить. В одном доме нашли человека, спрятавшегося в чулане. Хозяйка долго не хотела открывать этот чулан, а когда её убедили, что бояться нечего, крикнула человеку через дверь, что свои пришли. Человек сидел в чулане с пистолетом в руке. Поговорили с ним, оказался командиром какого-то партизанского отряда, собирался будто бы в лес уходить, но толком объяснить, где его отряд, не мог, разбрелись куда-то люди.

— Словом, треба побалакать с ними, як Микола Щорс балакал с хлопцами, — закончил свой рассказ Дед Мороз.

8 декабря мы заняли лесокомбинат. В посёлке были дома, вовсе покинутые жителями. Тут расположились штаб, хозчасть, санчасть, разведка и одна боевая группа. Остальные группы разместились в лесу, в пустовавших землянках.

Поговорили с людьми, жившими в посёлке, со всеми этими «сапожниками». Оказалось, как и думали, — частью военнослужащие, попавшие в окружение, пробиравшиеся откуда-то издалека и застрявшие здесь, частью партизаны, которым надоело сидеть в лесу, ничего не делая. Поставили перед всеми вопрос прямо: что же вы, дорогие товарищи сапожники, всю войну будете сапожничать? Люди откровенно сознались: а что делать, если нет даже патронов? То ли пробираться через фронт — так где он, фронт, неизвестно, говорят вот, что немцы будто бы уже в Москве, то ли в лес уходить к партизанам, а что толку в лесу сидеть, как вон они сидели тут в землянках, сами же потом в поселок пришли. Спрашивают: нет ли у вас, товарищи, [41] радио, не знаете ли, что на фронте происходит? Чувствовалось по всему, что страшно оторвался этот народ от жизни, а услышал бы он только голос с «Большой земли», сразу забросил бы сапожные колодки, взялся за своё настоящее дело.

Радио у нас не было, но мы с Рудневым нашли способ встряхнуть этих людей, напомнить им о долге. Приближался к концу третий месяц существования Путивльского отряда. Эту дату предполагалось ознаменовать принятием присяги. Сейчас это было как нельзя более кстати. Надо только сделать всё, решили мы, чтобы наша клятва Родине была произнесена в торжественной обстановке, по-армейски и на виду всех людей, собравшихся в посёлке лесокомбината.

11 декабря я отдал приказ о приведении к присяге бойцов и командиров отряда.

Боевые группы выстроились возле штаба. После команды «Смирно, под знамя!» знаменосцы пронесли перед фронтом боевых групп только что сшитое отрядное знамя и остановились с ним у стола, на котором лежал текст присяги. Он был составлен нами самими.

Я обратился к бойцам и командирам с короткой речью. Подвёл итоги трёхмесячной борьбы и сказал, что когда мы уходили из Путивля, каждый из нас в душе поклялся бороться, не считаясь ни с чем, до полной победы, что недавно мы повторили эту клятву над могилой своих товарищей, павших смертью храбрых, а сегодня поклянёмся ещё раз здесь, в Хинельском лесу; дадим святую воинскую клятву «Большой земле», товарищу Сталину, по призыву которого мы поднялись на борьбу с врагом. И я первый прочёл текст присяги: «…Как партизан, клянусь перед всем советским народом, перед партией и правительством, что буду бороться за освобождение моей Родины от ига фашизма до полного уничтожения его».

Выступил с речью и Руднев, потом все в порядке старшинства читали присягу, подписывались на обороте, я каждого поздравлял. Всё это, как и следовало ожидать, произвело большое впечатление не только на принимавших присягу, но и на всех окружавших нас людей.

В тот же день я прошёл по посёлку, заглянул в один, другой дом, спрашиваю: «Ну, как дела? Не возьмётесь ли шить сапоги для нашего отряда?» — «Нет, говорят, довольно, посапожничали, хватит, надо воевать». [42]

* * *