От репрессий к свету. Том 3

Это трудно себе представить, но это было по неукоснительному указанию и под бдительным неустанным контролем лично Сталина. Даже показательные процессы, как описано (в частности, в книге, основанной на обширном документальном материале, Р. Конквеста "Большой террор"), автором сценариев которых был он, проходили под его постоянным наблюдением, и при его вмешательстве, если была угроза срыва. И длинные расстрельные списки он подписывал сам или заставлял подписывать их своих ближайших соратников под страхом, что если они не подпишут, сами подпадут под подозрение, и в результате тоже в них окажутся. Не щадили никого, – ни ближайших соратников, ни их жён, ни родственников, ни товарищей по партии, ни столпов революции, обеспечивших её победу, ни всех, кто случайно попадал под руку или так намеренно подвергался репрессиям, что намеченная Сталиным жертва оставалась в массе. А по массовым репрессиям была даже развёрстка; и где сажали больше, там считали работу более успешной.

Вы, уже прочитав предыдущее, понимаете, что всё, перечисленное в этих последних нескольких абзацах, имеет фактическое подтверждение цитатами из высказываний других авторов и из различных, в том числе ранее секретных, документов. Нет здесь ничего голословного. И далее.

По ночам, слыша звуки подъезжавшего «чёрного ворона», как называли используемые для этого служебные машины, все боялись, ждали, что на этот раз арестуют и их.

Ещё выдержка, об этом же:

«В принципе, мы не доджны и не можем бояться государства и его законов, потому что они призваны нас защищать. Итог сталинских десятилетий – государственный страх – определён как раз тем, что каждый понимал: арестовать и бросить в лагеря могут любого.» «…Попробовал бы кто при Сталине вякнуть хоть слово!» (С. Баймухаметов. «Страхи и ненависть». Журнал «Чайка». № 12, 30 июня 2011 г.)

Читая обо всём этом, смотря фильмы, думаем, что, вероятно, те, кто голосуют за него, не вдумываются до конца, возможно даже, считают, что всё это – тоже наговор и досужие или преднамеренные вымыслы, и преклоняются перед силой его личности, не учитывая её преступное направление, вместо того, чтобы, как и Гитлера, осудить его злодеяния раз и навсегда.

[И приводим мы эти цитаты не потому, что хотим "сгустить краски", а потому, что по-другому нельзя, слишком велика цена для народа, если всё оставить, как есть.]

Скажем откровенно, что его прямая речь в фильме, его сентиментальные воспоминания, его самооправдание тяжёлой жизнью в молодости, для тех, кто способен его осудить, звучат кощунственно, ибо люди с человеческим сердцем, прошедшие через тяжёлые испытания, наоборот, лучше понимают жестокость жизни, помогают другим, жертвуют, рискуют, чтобы их спасти, защитить, поддержать, помогают, чтобы выжили, а не теряют человеческий облик, не ведут себя так, что это выглядит местью всему человечеству за прежние трудности, как это было со Сталиным, а подчас и спасают других, рискуя собой. Как сказано, фильм воспринимался бы по-другому, если была бы официально обнародована вся правда о том прошлом.

Последний, недавно сообщённый, случай такого спасения: спасение русским юношей в фашистском концентрационном лагере иудейского мальчика – длительной ему помощью, с большим риском для жизни.