17 октября Юденич захватил Гатчину, около 45 километров от Петрограда. Через два дня его авангард вступил в Лигово, большой пригород в пятнадцати километрах. Билл Шатов ругался: «Правила военного искусства, как мне талдычат военспецы, требуют, чтобы штаб дивизии находился в стольких — то километрах от линии огня… Наш — в 12 сотнях метров! Пришлось сказать им: «Толкал я правила такого искусства!..» По видимости, это была агония. Не было ни составов, ни горючего для эвакуации, мы располагали лишь несколькими десятками автомашин. Детей известных деятелей отправили в сторону Урала, они ехали по первому снегу, из одной голодной местности в другую, не зная, где остановиться. Мы готовили себе новые документы и стремились изменить внешность. Для бородатых это было относительно легко, следовало только побриться. А остальные? Хлопотливая партийная активистка, жизнерадостная, миловидная, словно ребенок, занималась организацией потайных складов оружия. Я больше не ночевал в «Астории», первый этаж которой в ожидании осады был укреплен мешками с песком и пулеметами, а проводил ночи на аванпостах линии обороны вместе с коммунистическими батальонами. Моя беременная жена спала неподалеку, в медпункте, с узелком, в котором было немного белья и дорогих нам вещей, важно было не потерять друг друга во время сражения и вместе отступать по берегу Невы. План обороны предусматривал ведение боев вдоль каналов, пересекающих город, упорную защиту важнейших пунктов и полную неосуществимость отхода в итоге. Широкие безлюдные проспекты Петрограда в бледном печальном осеннем свете усугубляли ощущение безвыходной катастрофы. Город был столь пустынен, что кавалеристы могли скакать галопом по центральным улицам. У входа в Смольный, бывший институт благородных девиц, где заседал Исполком Совета и партийный комитет, стояли пушки, придавая ему суровый вид. В него входили две окруженных садом группы зданий, между широкими улицами и бурным простором Невы, через которую невдалеке был переброшен чугунный мост. С одной стороны бывший монастырь в стиле барокко, красивый, богато украшенный, с высокой церковью и резной колоколенкой, целиком окрашенной в синий цвет; с другой — четырехугольное здание самого института, с колоннами по фронтону — трехэтажная казарма, построенная архитекторами, признававшими лишь прямые линии — прямоугольники, увенчанные перистилем в стиле ампир. Ныне в обители жили рабочие — гвардейцы. Большие квадратные кабинеты, уставив окна в пустоту вымершего города, почти обезлюдели. Лишь округлые плечи Зиновьева и его подавленный голос являли некие признаки жизни среди телефонов. Он постоянно связывался с Лениным, без особой убежденности выступая и за сопротивление, и за эвакуацию. Наиболее компетентные эксперты, инженеры и выпускники Военной академии считали, представьте себе, сопротивление невозможным и намекали на то, что оно приведет к большим жертвам, как будто капитуляция или сдача города не вызвали бы еще более деморализующие потери! Известия с других фронтов были столь плохи, что Ленин колебался, стоило ли жертвовать последние силы на оборону обреченного города. Троцкий придерживался иного мнения, и Политбюро доверило ему последнюю попытку. Присутствие Троцкого, председателя Реввоенсовета, тотчас изменило обстановку в Смольном и Петропавловской крепости, комендант которой, Авров, держался на пределе сил. Рабочий Авров стал унтер — офицером благодаря войне, каждый день я видел его квадратное, изрезанное морщинами лицо с тяжелыми веками, его гимнастерку с расстегнутым воротом. То, что ему говорили, он выслушивал тупо, но потом в его пепельных глазах вспыхивал огонек, и он энергично отвечал: «Я отдам приказ, — тут же яростно добавляя: — но не знаю, будет ли он выполнен!» Троцкий прибыл на своем знаменитом поезде, объезжавшем фронты. С начала гражданской войны он возил с собой прекрасные автомобили, службы связи, трибунал, пропагандистскую типографию, санитарные команды, специалистов в области военной инженерии, снабжения, уличных боев, артиллерии — все проверенные в бою, самоуверенные, связанные узами дружбы и доверия, излучавшие силу и энергию; они носили черные кожанки и красную звезду на фуражке. Эта сплоченная группа решительных и хорошо оснащенных организаторов бросалась туда, откуда грозила опасность.