От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии

Вполне уместно, что падре Пио обсуждал с друзьями строительство новой больницы при монастыре, в котором святой Камилло был послушником. Друзьям-монахам поначалу удалось собрать совсем немного денег, однако, благодаря Божьему провидению, сумма с годами подрастала, Пока однажды не явилась в Сан-Джованни-Ротондо одна англичанка. Это была мисс Барбара Уорд (ныне леди Роберт Джексон). Проехав с лекциями по Соединенным Штатам, она получила из фонда ЮНРРА[15] двести пятьдесят миллионов лир. Директором ЮНРРА (недавно он скончался) был Фиорелло Ла Гуардиа, мэр Нью-Йорка. С общего согласия его именем назвали больницу.

Когда смотришь на больницу сейчас и вспоминаешь, что никакой кампании по сбору средств организовано не было, кажется чудом, что за шестнадцать лет построили такое здание — с отделениями хирургии, светлыми и уютными послеоперационными и терапевтическими палатами и с рентгенологическим отделением, которое, как говорят, является одним из лучших в мире. Странная и уникальная история. Дар падре Пио беднякам и страдальцам является продолжением его собственной способности к исцелению людей. Легко представить себе начало еще одного лурдского культа в затерянном в горах городке.

В половине пятого утра я проснулся от шума, громких голосов, хлопанья дверей в отеле. Приближался великий момент, вокруг которого вращается жизнь Сан-Джованни-Ротондо: утренняя месса падре Пио. Я оделся и заторопился в церковь. На парковке стояли легковые автомобили и автобусы. В больнице горел свет, а с крыши распространялось сияние, свидетельствовавшее о необычной особенности этого заведения. Оно обслуживает сотни недоступных горных деревень на Апеннинах, во многие из которых даже сейчас можно добраться только верхом на мулах, а зимой сюда и вовсе нет доступа, и потому помощь приходит на вертолетах. На крыше больницы устроена посадочная площадка.

Светились и узкие окна западной стороны церкви. С гор дул холодный ветер, но с каждой минутой становилось все светлее. Это означало скорый восход солнца. В церкви было полно народу. Многие люди стояли в проходах, перебирая четки и дожидаясь начала мессы. Некоторые пели псалмы, но большая часть паствы молилась, встав на колени. Я стоял рядом с алтарем. Пока ждал, заметил, что некоторые люди пишут прямо на стенах обращения к падре Пио — просят его помолиться за какого-то человека или за осуществление какого-то желания. Впоследствии я прочитал в какой-то местной книге, что два брата с ведром побелки периодически закрашивают граффити.

Даже слепой почувствовал бы момент появления падре Пио из-за вдруг наступившей тишины, исполненной эмоционального накала. Пио был одет для мессы. Монах помогал старику идти. Все глаза обратились на него. Хотя святой Франциск не был священником и никогда не служил мессу, я подумал, что, доведись ему делать это, поведение паствы было бы таким, какому я сейчас стал свидетелем в церкви Санта-Мария-делла-Грация. Мне вспомнились средневековые живописные доски в Сиене, на которых написан святой Бернадин, проповедующий восторженным толпам. Прошли столетия, изменилась одежда, но не чувство благоговения. Коленопреклоненная толпа, все лица которой повернулись к священнику, напомнила мне картину Сано ди Пьетро: на ней изображены отделенные друг от друга по половому признаку молящиеся: с одной стороны — женщины, с другой — мужчины. Обе группы погружены в молитву, исполнены чувства благоговения и святости.

Церковь оснащена громкоговорителями, но пользоваться ими не стали, хотя падре Пио говорил едва ли не шепотом. Месса проходила совсем тихо. Я заметил, как часто падре Пио отирал глаза платками, положенными перед ним на алтаре. Заметил также, что он не может сжать руки из-за ран в ладонях, и ему трудно взять мелкие предметы. В некоторые моменты мессы, в особенности во время консекрации,[16] руки его были подняты довольно неестественно. Как мне сказали впоследствии, это связано с сильным кровотечением из ран. Пио боялся, что кровь запачкает алтарь.

Обычно мессу служат около двадцати минут, а падре Пио говорил в три раза дольше, но время пробежало незаметно. Возможно, я был единственным человеком во всей церкви, кто взглянул на часы, но произошло это не из-за нетерпения, а просто из желания засечь время. Я уверен, что паства готова была слушать мессу два часа — настолько великим было погружение людей в молитву рядом с человеком, которого они давно канонизировали в сердце своем. Когда старик оглядел собравшихся и, подняв руку, прошептал: «Паке вобискум»,[17] мы увидели на темной ране свежую кровь.