От руки брата его

Быть включенным в группу, отправляющуюся в город за покупками, означало высшую награду за вновь обретенный рассудок — главное преимущество горстки пациентов блока «А» в последние годы их официального выздоровления. Они прошли все испытания на нормальную психику, и их энцефалограммы внушали куда меньше опасений, чем у любых девяти из десяти первых встречных. Однажды, передавая директору список кандидатов на поездку в город, доктор Симпсон сказал:

— Эти люди душевно здоровее меня. — Ему очень хотелось прибавить: «И вас тоже, сэр».

Восемь человек ехали в Стоук-Бенем в микроавтобусе, их сопровождал служитель, одетый так же, как и они, — спортивная куртка, серые фланелевые брюки, через руку перекинут легкий зеленоватый плащ. Брон отправлялся в такую поездку впервые, он сел на заднюю скамейку рядом с Бэрроузом, который перед отъездом, как всегда, сунул в карман библию. Последние дни он для приличия прятал ее в суперобложку романа о Дж. Бонде «Привет из России». Двадцать два года назад Бэрроуз застрелил свою жену и детей.

— Вы сегодня какой-то очень тихий, — сказал он Брону. — Разве вас не радует поездка?

«Я должен принять и это, принять и это», — снова и снова на все лады билось в мозгу Брона. Вслух же он сказал:

— Наверно, это я из-за своей хроники в «Аргусе». Выдохся я, никаких новых идей нет.

— Нет, скорее такое уж время года, — отозвался Бэрроуз. — Какой-то в воздухе застой. До самого рождества нечего ждать. Я думаю, все встанет на свое место, когда вам будет о чем писать.

У Бэрроуза была тайная причина для этих поездок, не то он предпочел бы, как обычно, тихо сидеть в своем уголке на террасе и читать.

В Стоук-Бенеме они оставляли машину на стоянке, затем, чтобы не бросаться в глаза, делились на две группы по четыре человека, и группы эти на расстоянии трех-четырех шагов одна от другой отправлялись в универмаг Вулворта. Каждому заранее вручали по три шиллинга шесть пенсов из десяти шиллингов, заработанных за неделю, и он мог потратить их по своему усмотрению.

В универмаге Бэрроуз, улучив минуту, тихонько ускользал в отдел украшений, где всегда покупал одно и то же — детский браслет из цветных стекляшек. Перед сном украдкой клал браслет под подушку, иногда в эту ночь видел сны, а наутро спускал покупку в уборную.

Брон отошел от остальных и стоял, словно бы разглядывая витрину «Все для оранжереи», но ничего не видел. Я должен принять и это. Ненависти он никогда не понимал. Откуда она берется, ненависть?

К нему неслышно подошел один из пациентов.

— Оуэн, вы разве не собираетесь что-нибудь купить?

— Мне ничего не хочется.

— Тогда, может, дадите мне взаймы?

— Пожалуйста, если не боитесь нарушить правила.

— До смерти люблю сласти. А в нашем киоске мне все так надоело. Вы случаем не заболели? — Он заметил, что Брон беззвучно шевелит губами.

— Прекрасно себя чувствую. Просто подумал, успею ли кое-что изменить в моей заметке для «Аргуса».

— Вот о чем не стал бы беспокоиться, дружище. Вы слишком к себе строги. А работаете великолепно.

Из универмага все направились в кафе выпить чаю с бисквитом, расплачивался за всех служитель, а потом стоимость чаепития вычитали из заработанных ими денег. Они расселись за двумя столиками, оставленными для них в глубине, и официантка, которая, как и все в городе, знала, кто они такие, с преувеличенным дружелюбием тотчас подала, что требовалось. Это тягостное внимание, которое стеной отгораживало их от прочих людей, всегда было главным их огорчением, насколько они вообще могли позволить себе огорчаться.

После чая Бэрроуз вынул из кармана библию и несколько минут читал и раза два даже усмехнулся, делая вид, будто забавляется приключениями Джеймса Бонда. Служитель посмотрел на старинные часы, тяжко тикавшие в углу, и сказал:

— Не торопитесь, джентльмены, но нам пора.

— Я вас догоню, — сказал Брон.

Он зашел в туалет, вымыл руки, причесался и пристально посмотрел на себя в зеркало. Надо принять и это.

Когда он вышел на улицу, остальные, уже утомленные свободой, без особого порядка ушли к стоянке автобуса, и он увидел только троих. Во время таких поездок их охраняли спустя рукава. Директор полагал, что узников, получивших право на эти прогулки, верней всего охраняет страх лишиться благоприобретенной привилегии.

Стоял один из тех осенних дней, когда вдруг чудом воскресает лето, — день, когда все чувства обострены, в свежем прохладном воздухе все звуки особенно звонки, а солнце, пока еще яркое, золотит чердачные окна, шиферные крыши и вершины деревьев. Город был полон движения, всюду слышались велосипедные звонки, смех торопящихся домой прохожих.

Еще несколько секунд — и последний спутник Брона скрылся из виду в толпе, а он повернул в другую сторону. Городок был невелик, скоро Брон вышел на окраину и очутился на перекрестке, у дорожного столба с указателем: «Бристоль, Запад». Это было почти как приказ, и, едва Брон успел решиться, рядом затормозила машина.

Брон сел в нее.

— Куда держите путь?

— В Южный Уэльс, — сказал Брон. — Буду продвигаться в ту сторону.