Читаем От Руси к России полностью

От ужаса опричнины Россию спас, как ни странно, крымский хан. В разгар Ливонской войны Грозному удалось замириться с крымцами. Соглашение предусматривало, что хан не будет совершать набегов на Россию, и поэтому Иван Грозный распорядился снять с южной границы большую часть регулярных войск и направил их на запад, в Ливонию. Но крымский хан нарушил договор, отрядами конницы прорвал ослабленную границу, обошел заслоны, стоявшие вокруг Москвы, и напал на столицу (1571). Татары обстреливали Москву зажигательными стрелами, в результате чего деревянный город выгорел через три часа. Пожар был колоссальным бедствием: люди, даже уцелевшие, лишились всего имущества, многие погибли в пламени или задохнулись в дыму. Нужно было отражать нападение крымцев, и от имени царя было приказано собираться всем, кто может носить оружие, в том числе, конечно, и опричникам. И вот тут-то «особые люди» показали себя. Опричники либо просто дезертировали, либо прикидывались немощными и заболевшими, как говорили тогда, «объявляли себя в нетях». Убийцы беззащитных, они оказались неспособными сражаться с вооруженным и сильным врагом.

Головы вождей опричнины, испугавшихся татарских луков и сабель, слетели на плахах. Были казнены и князь Вяземский, и князь Михаил Черкасский, и Василий Грязной, и воевода Алексей Басманов. Сыну Алексея Басманова Федору было предложено сохранить жизнь, если он согласится перерезать горло своему отцу, и он согласился. Иван выполнил обещание: Федору жизнь сохранили — его заковали в кандалы, отправили на север, посадили в тюрьму и дали умереть там.

«Зять Малюты»

Конец опричнины (1572) не означал конца антисистемы. Казнена была только верхушка опричников, да и то не вся. Например, Малюта Скуратов, самый страшный из них, уже после разгрома опричнины погиб на Ливонской войне. И хотя опричнина как институт была уничтожена, она не могла не оставить последствий. Большинство людей, бывших опричниками, уцелели. Кто-то из них был поверстан уже без всяких привилегий в служилое дворянство, кто-то пошел в монахи, кто-то — в приказы. И при этом бывшие опричники оставались самими собой: сохранив головы, они чувствовали и думали точно так же, как и до ликвидации опричнины. Кроме того, многие бояре, связанные так или иначе с опричниками, остались при дворе и у власти.

Одним из таких бояр и был Борис Федорович Годунов. Всем известна характеристика, данная ему А.С. Пушкиным. Пушкин устами своего литературного героя так оценивает перспективы воцарения Бориса:

Какая честь для нас, для всей Руси!Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,Зять палача и сам в душе палач,Возьмет венец и бармы Мономаха…

В этой характеристике Пушкин многое опустил, хотя в дальнейшем он, как тонкий мыслитель и гениальный поэт, рисует образ Годунова, весьма близкий к историческому прототипу.

Борис Годунов происходил из татар, но его предки вышли из Орды еще при Иване Калите, то есть за 200 лет до его рождения, и, конечно, его происхождение не могло иметь решающего значения. «Вчерашний раб» принадлежал крупному боярскому роду и сам был окольничим при Иване Грозном. Окольничий — второй по старшинству чин после боярина. Так называли доверенных людей, находившихся около царя, его советников. Борис Годунов был умный человек, прекрасный волевой администратор, именно поэтому он выдвинулся при Иване Грозном, а после его смерти возглавил правительство, чему способствовал тот факт, что сестра Бориса была замужем за сыном Ивана — царем Федором.

Безвольный, добрый и благочестивый Федор, который начинал свой день с молитвы: «Дай, Господи, никому не сделать ничего плохого», — находился «в полной воле» Годунова, практически самовластно управлявшего страной от его имени. Первыми мерами, принятыми Годуновым после смерти Ивана Грозного, стали: укрепление границ, заключение почетного мира с Речью Посполитой, восстановление крестьянского хозяйства. Кроме того, была успешно проведена война со шведами. С началом правления Бориса народ, по словам современников, «отдохнул».

Оппозицию политике Годунова составляли, с одной стороны, противники опричнины, а с другой — ее сторонники, но противники самого Годунова. Ведь в пассионарном субэтносе, а именно таким образованием было боярство XVI в., каждый пассионарий — враг всем другим пассионариям, и, поскольку они ему мешают, он без зазрения совести отталкивает их локтями. Борису Федоровичу, хотя и не без труда, удалось справиться со всеми своими противниками, и когда боярин Богдан Бельский попытался захватить власть на Москве и даже занял со своими холопами Кремль, изображая из себя регента, то Годунов нанес ему такой «толчок локтем», что Бельский оказался в ссылке на Нижней Волге.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великая Отечественная литература

Генерал и его армия. Верный Руслан
Генерал и его армия. Верный Руслан

Георгий Владимов, представитель поколения «шестидесятников», известен широкому читателю такими произведениями, как «Большая руда», «Три минута молчания», «Верный Руслан», многими публицистическими выступлениями. Роман «Генерал и его армия», его последнее крупное произведение, был задуман и начат на родине, а завершался в недобровольной эмиграции. Впервые опубликованный в журнале «Знамя», роман удостоен Букеровской премии 1995 года. Сказать о правде генеральской — так сформулировал свою задачу автор спустя полвека после великой Победы. Сказать то, о чем так мало говорилось в нашей военной прозе, посвященной правде солдатской и офицерской. Что стояло за каждой прославленной операцией, какие интересы и страсти руководили нашими военачальниками, какие интриги и закулисные игры препятствовали воплощению лучших замыслов и какой обильной кровью они оплачивались, в конечном итоге приведя к тому, что мы, по выражению главного героя, командарма Кобрисова, «За Россию заплатили Россией».

Георгий Николаевич Владимов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Эстетика и теория искусства XX века
Эстетика и теория искусства XX века

Данная хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства XX века», в котором философско-искусствоведческая рефлексия об искусстве рассматривается в историко-культурном аспекте. Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый раздел составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел состоит из текстов, свидетельствующих о существовании теоретических концепций искусства, возникших в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны некоторые тексты, представляющие собственно теорию искусства и позволяющие представить, как она развивалась в границах не только философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Александр Сергеевич Мигунов , А. С. Мигунов , Коллектив авторов , Н. А. Хренов , Николай Андреевич Хренов

Искусство и Дизайн / Культурология / Философия / Образование и наука