От Ржева до Берлина. Воины 3-й гвардейской истребительной авиадивизии о себе и боевых товарищах

В этом бою наши лётчики встретились с немецкими силами в два раза большими, чем было их. Наши дрались крепко, разогнали, развеяли поодиночке и добили противника. Тогда был только ранен Орехов, его самолёт разбился. Ещё был ранен Герой Советского Союза АЛКИДОВ*, но он сел на подбитом самолёте. Таким образом, мы потеряли только одну машину, а у немцев разбили не то шесть, не то семь[172].

Этот первый успешный бой окрылил наших лётчиков. И все воздушные бои шли у нас с тех пор очень хорошо. А боёв было много, так как и с нашей стороны, и с их стороны было много авиации. Итоги таковы: их потери 54 человека, наших – один раненый[173].

Затем был такой эпизод. У немцев тогда было много «охотников». Они практиковали такую вещь – наши только прилетают с задания, машины заряжаются, а в это время два Ме-109 ходят и ходят над аэродромом, явно вызывают наших на вылет. Командир полка никому не разрешил вылетать, так как они на взлёте всё равно наших побили бы. Дежурная пара КАЮК* и ТРУТНЕВ* сидели в самолётах. Немцы ходили, ходили, наши не вылетают. Тогда они отходят в сторону, один прикрывает, а другой начинает бить У-2, которые там стояли. Пять самолётов были подожжены. Каюк сидит, сидит, сигнала на вылет нет, но он чувствует, что сигнал должен быть. Он запускает мотор, и, как только он запустил, тот самолёт, который прикрывал, спустился и дал очередь по самолёту Каюка. Каюк успел выскочить, ему только перебили лямки, но самолёт был зажжён. А тот тут же улетел. Лётчики наши здесь стоят и говорят – ну, гады, поймаем, уничтожим. И случай для этого представился на другой день. На соседний аэродром они опять прилетают вдвоём – один прикрывает, а другой штурмует. Нам всё это было видно. Сейчас же вылетает наша четвёрка и потом ещё пара. Зажали их под Валуйками, одного сбили, а другой спустился на парашюте и попал в плен нашим войскам[174]. Так что лётчики отомстили за свой самолёт.

Так что результаты здесь у нас были неплохие. Здесь полк летал на Як-1, потом были ещё Як-7 и Як-9. Но вообще это – однородные машины.

В июне[175] мы поехали в Люберцы на отдых. Когда мы были ещё на фронте, то в Люберцах у нас формировалась 3-я эскадрилья. Там были такие лётчики, как САВЕЛЬЕВ, ПЕШИЙ*, ЯКИМОВ*. На этот раз мы дополучили машины, которых нам не хватало, и нас перебросили под Сталинград. Аэродром был в Гумраке. Мы там уже были в трёхэскадрильном составе. Сюда к нам приехал и полковник Сталин, и по существу он и командовал полком, а Клещёв был помощником.

Немцы в то время наседали в излучине Дона, рвались к переправам. Здесь были сильные воздушные бои. Первые схватки были очень горячие, немцы там ходили просто нагло, в большинстве случаев их бомбардировочная авиация ходила без прикрытия. Гумрак находился в районе Калача, а там были две крупные переправы, немцы лупили как раз по переправам, а наши истребители лупили их. Это было просто авиационное кладбище противника.

В Гумраке были мы дней 10–12. За эти дни мы имели такое соотношение в результате боёв – один к восьмидесяти четырём. Причём мы сначала считали, что потеряли двух, но Алкидов в конце концов вернулся. Сюда входил целый ряд новых лётчиков, пополнивших наши кадры. Целая плеяда новых лётчиков вошла здесь в строй, тут были такие товарищи, как Шишкин, Шульженко и др. Они здесь получали своё первое боевое крещение, приходили с избитыми самолётами, например, Прокопенко прилетел с перебитым рулём управления, с пробитым стабилизатором. Нагрузка на каждого лётчика была колоссальная, по 7–8 боевых вылетов в день, причём почти каждый вылет сопровождался воздушным боем. Лётчики вылезают из кабины, у них ноги дрожат, а задание даётся за заданием, так как немцы всё наседают, и лётчики летают и летают.

Техники также работали круглые сутки, когда они спали – неизвестно, но стоило кому-нибудь только присесть, как человек уже спит. Лётчики в воздухе, а техники сидят и ждут, лётчики возвращаются с побитыми самолётами, нужно их срочно приводить в порядок. На плечи техников ложилось восстановление машин. Здесь проявлялись и организационные способности людей, и умение, и знание материальной части. Инженер Марков сумел их так организовать, что мы не чувствовали недостатков в работе техников, все были заражены одним духом – бить и бить, это было одно стремление, организующее и подкрепляющее людей. Лётчики были изнурены, использовали каждую минуту для отдыха, но работа не прерывалась.

Я был секретарём партийного бюро. И бывало так – летит человек в бой и подаёт заявление о приёме его в партию. Созывать бюро нет никакой возможности, и нам приходилось делать так: собираться наспех около самолёта, где сидит лётчик, заслушать его автобиографию и тут же его принимать. А иногда не успеем закончить работы, даётся ракета, и лётчик улетает. Когда он возвращается, мы снова – к нему и заканчиваем приём его в партию.