От сессии до сессии

Зина топнула ножкой. Но гнев ее был неискренним. Чтобы понять это, не нужно быть психологом.

Миша и Толя вышли из интерната. Но им показалось, что они вошли в парную. На что уж Миша был южным человеком и то мгновенно поскучнел, ссутулился и еле перебирал ногами.

– Всё-таки правильно русская пословица гласит, хотя и грубовато: «Курица – не птица, а баба – не человек», – сказал Толя. – Разве человек может работать в такой обстановке?

– Ты что имеешь в виду? – спросил Миша. – Вообще-то я не согласен с тем, что женщина – не человек.

– Ну, как мы в такую жару выполним этот идиотский план? Если только ценой своей жизни. Если бы у нас был ковер-самолет, который унес бы нас к теплому морю, где дует легкий бриз, обдувает наши загорелые стройные тела, на которые любуются проходящие мимо девушки. Кстати, Миша! Проходящие мимо девушки все как одна в бикини. Это очень смелые такие купальники, такие узкие голосочки яркой ткани.

Он задел самую главную струну Мишиной души. Миша еле удержался, чтобы не застонать.

– Улица Морская! Согласись, Майкл, какую богатую надо иметь фантазию, чтобы назвать одну из улиц Морской в селе, от которого до ближайшего Карского моря больше тысячи километров. Наверно, председателем сельского совета был моряк Северного флота.

– Или дурак. Мне кажется, больше подходит мой вариант. Ну, назвали бы улицей Ленина и все дела. А если был бы умный, то назвал бы улицу Пыльной или Никудышной.

– Ты пессимист. А почему бы ее не назвать улицей Красивых Парней. Представляешь, девушки всех стран мира стремились бы побывать здесь.

– Заметь, Толя, ни одного человека. Только куры и свиньи бродят.

– Ну, и мы, конечно.

И тут же Толя похолодел. Это в такой-то жаркий день! Он понял, что допустил роковую ошибку, после чего должен был последовать бросок через бедро и удушающий прием. У Миши был юношеский разряд по вольной борьбе. Как-то он в одиночку раскидал пьяных парней, которые пришли в общежитие на девушек. Это задело Мишино достоинство.

– Я это… ты не подумай, чего! Ты же сам сказал, что одни куры на улице и эти самые…

Для Миши даже тарантул более благородное животное, чем свинья.

– Сидеть целый день в душных избах, а вокруг тебя жужжат стаи мух, – стонал Толя. – Ну, за что нам такое? В чем мы провинилась? Миша! Может быть, ты согрешил? Ну, хотя бы мысленно?

– И расспрашивать полуглухих старух, как у них называлось то, как у них называлось это. А они еще и песни запоют. Хорошо бы не поминальные плачи. Я тогда чокнусь. Им только дай повод, не остановишь. Своим-то деревенским они уже надоели. О прадедах начнут, о прапрапрадедах, о том, как раньше было хорошо, как все дружно жили. Воздух был чище и вода слаще, и девки строго блюли себя, и все работали чуть ли не с грудного возраста на сенокосе и на пашне, а не пялились в телевизор.

– И нам еще писать придется, одновременно, вдвоем, – поддакнул Толя. – А потом расшифровывать свои каракули.

– Нет! У меня красивый почерк. Он всем девушкам нравится. В человеке всё должно быть красиво.

– И почему ты должен портить свой красивый почерк? Там же нужно всё быстро: ширк-ширк-ширк. Хорошее испортить ума не надо. А вот потом попробуй восстанови каллиграфию. Скоропись до добра не доведет.

– Вот! Я уже сколько раз говорил! И всё, как о стену горох. Не хотят даже слушать! Живем в двадцатом веке. Дайте нам магнитофон. И все дела! Нажал и пошла работа! Есть же японские магнитофоны. Такие маленькие. Я видел такой в городке.

Толя облизал губы. Язык был шершавый.

– Почему я должен ширк-ширк-ширк? Как в средние века. Никому ничего не надо.

Миша не любил писанины. У него были самые лаконичные конспекты в группе. Как только он брал авторучку, у него начиналась чесаться ладонь. Он приписывал это аллергии. Кумиром его был Чехов.

– Ага! Дадут! Догонят и еще поддадут.

Толя провел по щеке. Оказывается, шершавым был не только язык, но и лицо. Еще не хватало облезть.

– А мы тут парься!

Показалась ребятня. Они были босоногие, худые и загорелые. Говорили громко и разом.

Настоящие дети Африки! Такое впечатление, что здесь вечное лето, как на экваторе. Они не слушали друг друга и махали руками, доказывая что-то свое. И все одновременно. Студиозов даже не удостоили взглядом. Их ничего не интересовало, кроме собственной жизни.

– Васьк! Пойдем купаться! – крикнул один из них.

Они проходили мимо избушки на курьих ножках. То есть только курьих ножек ей и не хватало.

– Пацаны! Счас! Подождите! – завопило со стороны избушки.

Тут же на крыльце, которое вросло в землю, показался Васька. Выглядел он так же, как и остальные пацаны.

Миша с Толей прошли еще несколько шагов, остановились и переглянулись. Их посетила одна и та же мысль.

– Быстренько! Окунёмся только! – сказал Толя.

– Ну, да! – согласился Миша. – И сразу за работу! Норму надо выдать. Мы же стахановцы.

– Никто не сделает за нас нашу работу.