От сессии до сессии

Весело звякают бутылки, как будто они радуются, что наконец-то попадут в верные руки. Они любят путешествовать. Жизнь бутылки, если ее не разобьют, развивается циклически. Звонкий разговор бутылок привлекает внимание обитателей общежития. Появляются любопытные, их удивленные взгляды устремлены на нашу четверку. Со всех сторон им предлагают бутылки. К сожалению, пустые.

— Заберите! А то скоро и ногой ступить будет некуда! Ну, пожалуйста, ребята! А мы вас вечером чаем напоем.

Когда вахтерша увидела нашу четверку, обвешанную с ног до головы сетками, сумками и рюкзаками с пустыми бутылками, то потеряла дар речи. Многое она повидала на своем веку, но такое впервые. Широко открытыми глазами она проследила их путь до выхода.

После того, как она пришла в себя, то первым ее побуждением было задержать их, вызвать милицию. А если это преступление? Хотя и все знакомые лица, но кто их знает. Но здравый смысл подсказал ей, что не стоит этого делать, что так она себе сделает только хуже. Бутылки выносятся, а не заносятся. Если бы они несли бутылки в общежитие, тогда было бы другое дело. К тому же бутылки пустые. А сухой закон касается бутылок со спиртным. А значит, этот самый закон здесь никак не применим. И можно даже этот случай рассмотреть, как положительный, поскольку ребята очищают общежитие от скверны. И может быть, этих парнишек еще и наградить надо за их благородный поступок. Вон как они пыхтят и пыжатся. И спины у них мокрые.

Активность в этой ситуации могла выйти боком.

— А откуда в общежитии такое количество бутылок? — непременно спросил бы Адольф Иванович. — Значит, вы не исполняете своих прямых должностных обязанностей. Я буду вынужден поставить вопрос о вашем служебном соответствии. У нас в студгородке, о чем вы прекрасно осведомлены, действует сухой закон. И мимо вас проносят спиртное.

Адольф Иванович Гросс — это глыба. Говорил он мало, но всегда по существу. На нем постоянно был строгий черный костюм, белоснежная рубашка и темный галстук.

На ветер он слов не бросал и все свои обещания выполнял. Поэтому, когда он говорил, его не слушали, а внимали ему.

Наша четверка, обливаясь потом и вспоминая недобрым словом картину Репина «Бурлаки на Волге», тащилась по лесным тропинкам. Это было поближе и не привлекало внимания. Нужно было смотреть под ноги, чтобы не запнуться о какой-нибудь сучок или корень. Но зато прохожие попадались крайне редко. И сразу шарахались в сторону.

Падение грозило боем посуды и потерей дохода. Поэтому четверка проявляла всевозможную осторожность.

Перешли через дорогу, прошли жилой квартал и снова погрузились в лес, где на них недоуменно глядели белки, не понимая, как эти существа могут издавать такой музыкальный перезвон.

В конец убитые доплелись до приемного пункта. Вздохнули полной грудью. Вот оно воздаяние за труды! Но то, что они увидели, повергло их в полное отчаяние. Почему судьба к ним так неблагосклонна? Очередь, как лесная тропа, по которой они прошли, извивалась. Начало ее терялось вдали возле одноэтажного зеленого сарая. Причем здесь стояли не только неопрятные особы, но и мужчины, выглядевшие, как доктора наук, и субтильные дамочки, место которых не в приемных пунктах, но в приемных начальников.

Они наглядно осознали масштабы того, что Владимир Ясное Солнышко называл «веселие Руси есть пити». Конечно, они знали, что у нас пьют, но не в таких же масштабах! Им было не привыкать к очередям. Они были везде. Но с такой они столкнулись впервые. Это даже не очередь, а какое-то Вавилонское столпотворение, исход из Египта. Обреченно переглянулись и вздохнули. Не тащить же драгоценную тару назад. На это уже не оставалось никаких сил. Да и никто не мог дать гарантии, что в другие дни очередь будет меньше. Конечно, можно закопать драгоценный груз в ближайшем лесочке, сверху закидать лапником и поставить веху. Где вот только взять лопату? Они же не кроты, чтобы копать подземные ходы носами. Сейчас же им хотелось кушать. И очень сильно. Самый смелый из них робко спросил:

— Последний кто?

Его не услышали. Он спросил громче. В конце концов не все же здесь глухонемые.

Мужчина в рабочей спецовке ухмыльнулся.

— Последних у нас нет. У нас все первые. Разве об этом вам не говорят в ваших университетах?

— Я имел в виду «крайний».

— Ага! — кивнул мужчина. Обнажил кривые желтые зубы. — Кто же захочет быть крайним? Тянуть за всех! Не! Парень! Крайних ты тут не найдешь. Ищи в другом месте.

Бывают такие противные типы, они лишены всякого сострадания. Им бы только похохмить. Повернулся старичок.

— Ета… ребята! Кладовщица сказала, чтобы … ета… очередь не занимали. Вот так ета!

— Не занимать?

— У нее рабочий день кончается… ета… Она тоже человек. Муж, наверно, есть, дети.

— Кончается? Еще время-то!

— А народу сколько… ета…У всех не успеет принять. Чего же зря стоять, время тратить? Глаз у нее наметанный. Видит, сколько времени займет… ета…Так что, ребятки, на этом деле она собаку съела.