От сессии до сессии

Стаканы и тарелки бились не только в столовой, но и в общежитии, особенно после стипендии и праздников. Поэтому наиболее дальновидные держали под рукой запас. Ложки и вилки элементарно терялись. Кто-то брал. Поэтому тоже требовали пополнения.

Если Адольф Иванович за что-то брался, то уже не отступал. Это только фамилия с именем ему достались немецкие. Но характер был русский. А русские не отступают. Столовские работники несколько дней трудились сверхурочно. Это было что-то вроде коммунистических вечерников. Маркировали масляной краской посуду. Кривая краж резко поползла вниз, дошла почти до нуля, остановилась, задумалась и стала ползти вверх. Не очень быстрыми темпами, но вверх. Нововведение не помогло. Студенты соскабливали краску. Конечно, лишние хлопоты, но на что не пойдешь, когда в стипендию не заложена статья на покупку посуды. А кушают студенты не только в столовой, но и в общежитии. А некоторые в основном в общежитии.

На ложках и вилках стали выцарапывать букву С. Столовские работники матерились, потому что сверхурочных им не выплачивали. Но не выполнить приказа Адольфа Ивановича они не могли. Ни у кого даже в мыслях такого не было. Хотя Адольф Иванович был мягок в общении.

Как быть с тарелками и стаканами? Адольф Иванович долго ломал голову, но ничего придумать не мог. Для него это было невыносимо. Из любой ситуации он находил выход.

Как-то он обедал в столовой. Тарелка оказалась с щербинкой. Как будто кто-то грыз край. Он пообедал, собрал коллектив и поделился идеей. Его выслушали молча.

— Приступили! — скомандовал Адольф Иванович.

Поднялся ропот. Столовские возмущались. Хотя не очень громко. Поднялась заведующая.

— Уважаемый Адольф Иванович! Не знаю, как к вам попала такая тарелка. Но посуду с дефектами: выбоинами, трещинами, царапинами мы должны списывать. Видно, кто-то недоглядел. Посудомойка или из тех, кто стоял на раздаче. С этим у нас строго. Инструкция требует того. Иначе нас накажут.

Адольф Иванович знал много. Но не всё. Какие-то мелочи он мог и не знать. И удивился. Слова заведующей были для него как гром среди ясного неба. Он был уверен, что нашел изящное решение. Согнулся, стал совсем маленьким и молча ушел. Заведующей даже стало немножко жалко его. Всё же она была женщина. Он такой одинокий.

Утром, едва рассвело, ректор зашел в свой кабинет, снял плащ и повесил его в шкафу.

Тихий стук. По характеру стука он уже знал, что это Адольф Иванович. Улыбнулся.

— Доброе утро!

— Доброе! Доброе!

— Вот.

Адольф Иванович на цыпочках почему-то подошел к столу ректора и положил на стол лист бумаги. Ректор удивленно вскинул брови.

— Что это значит, уважаемый, Адольф Иванович? Я в полном недоумении. Что такое?

— Я ясно написал. Прошу меня уволить по собственному желанию. Что же тут непонятного?

— Что же случилось?

— Я не справляюсь со своими должностными обязанностями, а поэтому не имею права занимать эту должность.

— Не справляетесь? Ну, знаете, если вы не справляетесь, то тогда я не ректор. Не понятно почему я занимаю этот кабинет. Я понимаю, что вас в любом месте с руками-ногами оторвут. Кто-то сделал вам предложение? Но Адольф Иванович! Для университета ваш уход — это гибель. Хотите стану на колени? Пожалуйста, не уходите! А собственно, что случилось? Я же знаю, что деньги вас не интересуют, вы бессребреник.

Адольф Иванович поведал историю с посудой.

— Господи! Нашли из-за чего!

Ректор улыбнулся и погладил Адольфа Ивановича по рукаву, как мама, когда утешает ребенка.

— Я тоже был когда-то студентом. И тоже жил в общежитии. И тоже промышлял этим делом. Да-да! Адольф Иванович! Грешен! И вот признаюсь вам в этом деле. Можете казнить меня или миловать. Разумеется, это между нами.

— Я вам не верю, — сказал Адольф Иванович. — Вы на себя клевещите, чтобы меня уговорить.

— Но это так. И знаете, я даже сейчас не испытываю стыда. Дело это житейское, обыденное. Не нужно быть настолько строгим. На какие-то вещи надо смотреть сквозь пальцы.

— Житейское? Это воровство. А я не могу пресечь его. Не выгонять же этих студентов из университета? И опять же что-то нужно делать. С воровством нельзя мириться.

— Выгонять? Что вы? Тогда нам некого будет учить.

— Во! А я не знаю, как бороться с этим явлением. Поэтому я не могу занимать эту должность.

— Хм! Давайте сделаем так! Увеличим процент боя посуды.

— А ложки, вилки как? Они под бой никак не попадают. С ними ничего не может поделаться.

— Это всё туда же. Вы поинтересуйтесь у заведующей столовой, сколько ей приходится докупать посуды в месяц. Вот на эту сумму и сделаем бой. И всё в порядке. Проект приказа подготовьте! Всего-то делов!

— Не будет ли это нарушением финансовой дисциплины? А как финансовые органы догадаются?

— Что вы, милейший? Комар носу не подточит. Ложки, вилки, стаканы — это же всё мелочовка. Ну, где-то чуть-чуть убудет. Никто и не заметит. Этому всему цена — пятак в базарный день.

Адольф Иванович стал кусать губы.

— Я не могу поступиться принципами. Сначала мелочовка, потом покрупнее. Вот и преступление.