От сессии до сессии

Купил себе тапочки. А товарищ твой пересчитывает в потной ладони медяки. Какой-то пятерки не хватает на тапочки. А как без тапочек в общежитии? Без тапочек никак! Какое же сердце не дрогнет! И дашь в долг безвозвратный, но с горячими уверениями, что как только, так сразу, век воли не видать, да честней человека еще не бывало.

Думать, что Миша был беспринципным человеком, совершенно неправильно. Поэтому иной раз у него случались осечки. По его вине. И он нисколько не стыдился этого. В первом семестре первого курса, когда дали стипендию (а Миша, напомним, никогда ее не получал), он отправился, как он сам говорил «волка ноги кормят», на счет у кого-нибудь что-нибудь подзанять. Студенты, получив стипендию, теряли всякую бдительность, чувствовали себя чуть ли не миллионерами и несколько денежных купюр представлялись им неслыханным богатством. Появлялся Миша. Конечно, совершенно случайно, как lupus in fabulis, волк из басни. Ведь волка же ноги кормят. И не надо было обладать особой проницательностью, чтобы знать, где деньги пахнут.

— Привет! Как дела?

То сё, третье — десятое. Миша говорил на отвлеченные темы, и жертва теряла всякую бдительность. Миша улыбался, был сама благожелательность. У жертвы создавалось впечатление, что для Миши он самый близкий человек. Если понадобится, то он пойдет ради тебя в огонь и воду, ценой собственного здоровья, а, может быть, даже жизни спасет тебя. Так между делом, как о чем-то мелочном, досадном:

— Ты на пару дней десяточку не займешь?

Занимали. Но порой бывали осечки. Иногда и хищник промахивается и упускает жертву.

— Миша! Так я тебе уже пару раз занимал, — усмехнулся второкурсник. — И всё никак не могу дождаться отдачи. Мне ты уже двадцать рублей должен. И тоже на пару недель говорил. А уже пара месяцев прошло. Мне, конечно, не жалко десятки, но…

Миша удивлялся, потом расплывался в широкой улыбке. В ней были детская непосредственность и восточная хитрость.

— Отдам! Сразу же всё и отдам!

Но понятно, что это уже не проходило. Миша чувствовал, что тут уже ничего не обломится. И нужно искать другую жертву.

На этот раз он натолкнулся на Толю, который вышел из комнатки, где была касса.

— Дружище! Ты говорят на семинаре по философии такой доклад прочитал, что Фофанов чуть ли не до потолка прыгал. Теперь ты у него в любимых студентах будешь ходить. У нас ты самый умный в группе. Да-да! Это честно! Никакой лести! Да я и льстить не умею.

Толе несколько неприятно было такое. Ничего сверхъестественного он не совершил. И всё-таки это приятно, когда говорят с таким воодушевлением, искренностью. Толя пожимал плечами, морщился, застенчиво улыбался, но остановить Мишу не мог.

Миша не был бы самим собой, если бы тут же не нашел жертву. Он был хороший охотник. Это был, как сказали бы старушки, лядащий второкурсник. Худой, несуразно сложенный. Он был сгорблен и меланхоличен. Но всё же полученная стипендия озарила его облагороженный лекциями и семинарами лик слабой улыбкой. Конечно, не в деньгах счастье. Но когда они есть как-то легче ощущать себя счастливым.

Миша положил свою медвежью лапу ему на плечи. Знак особого расположения, который нельзя не почувствовать. Второкурсник еще больше прогнулся в спине и коленях, как будто ему на плечи забросили не руку, а мешок сахара. Причем сделали это без спросу. Лицо Миши сияло, как пряжка солдатского ремня перед приездом генерала. Со стороны любой бы решил, что он встретил самого лучшего друга. И с этим другом он хоть куда, хоть в разведку, хоть на необитаемую планету. Хоть сейчас. А если будет такая нужда, то готов и пожертвовать ради наилучшего друга, чем угодно.

Миша уже разливался соловьем: как он рад встрече, как долго они не виделись, как он изменился. Словно сто лет прошло! И вопросы задавал такие, что любому приятно их услышать! Как продвигается твоя дипломная работа? Уже, наверно, на докторскую замахнулся? О тебе только и говорят в научных кругах и пророчат тебе великое научное будущее. Говорят, на заседании ученого совета несколько раз вспоминали тебя. А сейчас над чем работаешь? И тому подобное. Второкурсник млел и не мог вставить ни одного слова. Бдительность он утратил окончательно и забыл, что Миша уже должен ему. Да и кто в день стипендии вспоминает о долгах? Как бы между делом, как о незначительном пустячке, не стоящим никакого внимания, спросил: а не займет ли он ему десяточку, так на парочку дней, позарез нужно. Через пару дней он, Миша, кровь из носу, непременно отдаст. Честное комсомольское!

Сейчас край нужно! Просто погибель, если не будет десяточки! Вопрос жизни и смерти! Тот, кто откажет ему в десяточке, станет виновником его гибели и всю жизнь будет проклинать себя за это! Ругать себя последней жадиной и убийцей прекрасного человека. Светлый Мишин лик будет являться ему во снах и презрительно укорять: «Презренной десятки пожалел! Ай-я-я-яй! Тьфу на тебя! Ничтожный червь! Раб мамоны, погубивший прекрасного великодушного человека!