От сессии до сессии

«Прости, очень срочно зовёт Большой Мага… Я помогу и сразу вернусь! Тебе осталось пройти прямо и через арку, там слева большая дверь. И Цербера нет! Иди смело, Ма!»

Глава 4

Сегодня я, вопреки своим привычкам, нарядилась в платье, пусть и не особо пышное, пусть и без корсета, но всё же несколько сковывающее движения. Не то что в брюках… Но, памятуя о первом впечатлении, которое, по словам Коко Шанель, можно произвести лишь раз, при выборе праздничного туалета я всё-таки учитывала консервативные взгляды семьи, частью которой стала. В этом мире можно отправиться в горы или в квест в чём угодно, хоть в джинсах, хоть в бронелифчике, никто и глазом не моргнёт. Но устои высшего общества — это… устои, одним словом. Не надо их потрясать без особой необходимости. Равно как и в нашем мире никто не явится на приём к английской королеве в том же, в чём тусит с друзьями на вечеринке. Так что, собственно, ничего нового я тут для себя не открываю и революций устраивать не собираюсь.

Всё это вертится у меня в голове, пока, придерживая ворох лёгких юбок, я приближаюсь к заветной двери. Украдкой поглядываю на часики в браслете. Половина пятого. По идее, Рикки должен был прибыть за мной только через час; но он же — мой фамильяр, в конце концов, и хоть у нас с ним оговорена полная свобода действий, в ответ на просьбу доставить меня в Эль Торрес пораньше он примчался мгновенно, несмотря на востребованность. Если и впрямь у донны Сильвии шпион в замке, то, скорее всего, меня здесь пока не ждут. Хм. Может, я заразилась от Торресов их вечной паранойей, а может, всё правильно, и бережёного бог бережёт? Посмотрим.

К тому же, не давала мне покоя чёрно-юморная идея ведьмы насчёт того, чтобы заставить Мири свести счёты с жизнью у всех на глазах. Если подумать, то самый подходящий момент — как раз, когда гости и хозяева замка соберутся на торжественное открытие праздника. А сбор назначен возле главного паркового фонтана, откуда, к слову, открывается великолепный вид на тыльную сторону Эль Торреса, на башни и стены. Моё место тоже там, среди членов семьи, но не сейчас, а через полтора часа. Впрочем, даже если немного опоздаю — не беда; а вот настоящая трагедия разыграется, если я позволю Мирабель пойти туда, куда её подтолкнут. Значит, надо быть рядом и удержать.

Внезапно меня кидает в жар.

Что, если её уже нет в своих комнатах? Сбежала, затаилась, ждёт в каком-нибудь закутке известного лишь ей одной часа, чтобы… О, нет, только не это! Почти бегом проскакиваю оставшийся десяток шагов и без стука толкаю высокие двери, что неохотно поддаются.

Поначалу кажется, будто я опять в склепе, как в прошлом сне. Из застеклённой, пронизанной светом галереи шагнула во мрак, темноту и запустение, даже несёт откуда-то сыростью и запахом влажной земли… Твёрдо сказав самой себе, что последнего быть не может, на несколько секунд прикрываю глаза, чтобы быстрее привыкнуть к темноте.

Будуар. Именно это слово приходит на ум, когда я, наконец, в состоянии разглядеть и оценить обстановку. Не гостиная, не приёмная, а будуар, кабинет светской дамы и одновременно место для утренних приёмов самых близких друзей. С круглым диваном по центру. С огромным жерлом камина, портал которого поблескивает драгоценными ониксовыми барельефами. Со множеством этажерок с безделушками, столиков, пуфов, козеток, в рюшечках, завитушках, шёлковых обивках, позолоте; с античными статуями в углах и нишах, с колонноподобными напольными вазами, с непомерно большим зеркалом в массивной раме, занавешенным чёрным крепом, как будто в доме покойник… Так же наглухо зашторены все три окна, высоких, от пола до потолка. Но сквозь бело-розовый атлас всё же пробивается толика света, а поскольку интерьер комнаты, как и обивка стен, выдержан в бело-розовых тонах — сумрак становится не таким густым, как, очевидно, хотелось бы его хозяйке.

Кажется, она меня даже не замечает. Сжурилась в одном из кресел, маленькая, хрупкая, затянута в траурное платье, лицо прикрыто густой кружевной вуалью… нет, мантильей, прихваченной высоким гребнем в причёске. Гребнем? Уж не красные ли камни горят в нём зловеще?

Холодея, делаю шаг вперёд. Извинения в связи с незваным вторжением, призывы помириться, увещевания — всё вылетает из головы. Вместо этого я требовательно спрашиваю:

— Донна Мирабель, откуда у вас эта гадость?

Изящные плечи вздрагивают, руки в кружевных перчатках сильнее натягивают соболий палантин, словно донна старается уйти, спрятаться в него с головой, как в кокон, в нору.

— Убирайся! — только и отвечает глухо. — Ненавижу тебя!

Речь невнятна. То ли она цедит слова сквозь зубы, то ли… А вдруг ей нехорошо? Вдруг прекрасную, но всё-таки немолодую донну на почве сильного нервного потрясения хватил, например, удар, как тут называют инсульт? А ведь после него как раз и наблюдаются скованность движений и трудности с речью… Ещё больше обеспокоенная, склоняюсь над ней и осторожно трогаю за плечо, пытаясь развернуть к себе:

— Мири, с вами всё в порядке? Вы здоровы?

И тут меня накрывает…

…чужой ненавистью.

…лютой злобой.