Дубовые панели стен пятятся, уступая место высоким, под потолок, стеллажам, забитым книгами и раритетными рукописями. Письменный стол, подъехав ближе, стряхивает с себя всяческую муть, вроде костяных клеток с засушенными гадами, реторт и колбочек мутного стекла, и обрастает на ходу стопками бумаг разного формата, изящным письменным бронзовым прибором… И серебряным кофейником заодно, в отполированных боках коего видна и моя расплывшаяся, как в кривом зеркале, мордашка, и гротескно вытянувшаяся деформированная ведьма, смешно потрясающая кулачками. Жёсткое кресло подо мной сменилось удобным, мягким, с несколькими подушками, вышитыми ещё мною. Любит сэр Джонатан работать в комфорте, ничего не скажешь. Наездился в своё время по чужбинам, как странствующий паладин, вот и ценит домашний уют.
Ну да. Мы теперь в том самом уголке библиотеки, где так любит работать с рукописями наш досточтимый Кэррол-старший. В Магином доме. Вернее сказать, в проекции, которую я воссоздала в собственном сне.
На своей-то территории донна Сильвия чувствовала себя полновластной хозяйкой. Хоть, конечно, и отдавала себе отчёт, что пространство не совсем реальное, сотканное из материи сновидений. Не учла она одного: что я тоже сно-ходец. Сно-видец. И я в данном случае и в данной магии сильнее. Иначе не смогла бы сейчас с такой лёгкостью снести её наработки.
Ага, кажется, до неё доходит, что что-то пошло не так. Ну и хорошо. А то с потерей берегов часто теряется и способность здраво рассуждать. Но ум у прабабушки (назову её разок по-родственному) всё же присутствует. Хоть и весьма специфически настроенный.
— Это ещё что? — рявкает угрожающе. — Ты что творишь, девчонка?
А сама в то же время лихорадочно озирается. И сиденье под собой ощупывает. Поскольку то, естественно, тоже мимикрировало под окружающую среду, и сейчас под мадам… простите, донной — нечто вроде лёгенького, плетёного из лозы креслица, отнюдь не трона, и особо с него не глянешь свысока и не покомандуешь. Напротив: оно низкое, подстраивающееся под человека, и провоцирует к расслаблению. Ниже моего, упс! И придётся теперь кое-кому либо вставать, чтобы вновь взирать на меня, паки горный орёл с высоты, либо, не унижаясь перед «выскочкой и никчёмной неумёхой», всё же глядеть снизу вверх. Как просительница.
Впрочем, поменяем ракурс. Не как просительница, а как гостья на хозяйку. Что, собственно, тоже душевного комфорта ей не прибавляет.
— Это, — любезно сообщаю, решив, всё же, придерживаться второго варианта, — наша с Маркосом библиотека, доставшаяся от уважаемого мага Дамиана. Это — наш с вашим правнуком дом в Тардисбурге. И это — мой сон,
Не дожидаясь ответа, тянусь к горячему кофейнику и разливаю по чашкам кофе. Моя «гостья» вперяет в меня убийственный взгляд, выпрямляет спину, но разразиться новым словесным потокам не успевает. Ноздри её вздрагивают, втягивая божественный аромат. Она долго, с неверием в глазах ощупывает чашку — горячую! — прикрывает веки, наслаждаясь запахом и, наконец, делает первый глоток.
Нуачо, как говорят мои девочки, не от хорошей жизни она так давеча яблочком наслаждалась. Облик-то Мораны она примерила, явно с целью шокировать меня, напугать, а вот обнаружив, что в этой конкретной реальности ощущения куда ярче, чем в её тусклом иномирье, не выдержала, поддалась соблазну, вкусила. Могу понять. В загробном мире остаётся лишь память о красках, вкусах и запахах, там всё тускло, всё вполсилы, а то и в одну десятую. А хлебнуть настоящего живого кофе, вдохнуть целый букет ароматов — как бы снова почувствовать и себя
Иногда я и сама не понимаю, как именно у меня во сне получается то или иное действие. Просто… хочу — и оно происходит. Вот и сейчас: на крае стола, что ближе к донне Сильвии, появляется огромное блюдо с одуряюще пахнущей выпечкой, воздушными пирожными, пирамидками шоколадных трюфелей… Последнее — небольшая шалость с моей стороны, ибо каждая конфетка — крошечный шоколадный череп, радостно улыбающийся. А сами пирамидки повторяют в миниатюре груды черепов в фальшивом склепе.
— Дешёвый трюк! — фыркает ведьма; впрочем, заметно умягчённым тоном. — Не пытайся меня подкупить, девчонка!
— Иоанна, — поправляю мягко. — Это на тот случай, если вы так и не удосужились узнать моё имя. Это не подкуп, донна Сильвия, это лишь вежливость по отношению к гостье, пусть, скажем так, и не… неожиданной.
— Незваной, что уж там, — бурчит она. — Потрудись называть вещи своими именами. Я-то с тобой не особо церемонюсь.
Сладости так и притягивают её взгляд, но держится она стойко. Одним махом допив кофе, отставляет чашку на край стола. Прочно ухватившись за подлокотники — привычный жест, призванный, видимо, вернуться во властную ипостась — глядит на меня требовательно.
Приходится вновь перехватывать инициативу.
— Вы хотели о чём-то поговорить, донна Сильвия?