Несмотря на то что Дэн создал политическую обстановку, способствовавшую проведению реформ, он не считал себя экономистом. «В вопросах экономики я простой обыватель, — сказал он в 1984 году. — Я могу высказаться на эту тему, но только с точки зрения политика. Я предложил Китаю экономическую политику открытости внешнему миру, но о том, как именно проводить ее, я, признаться, знаю очень мало»[453]
. В отличие от Мао, который ставил своих подчиненных в затруднительное положение невнятными требованиями и постоянно вмешивался в дело по мелочам, Дэн делегировал полномочия подобранным кадрам и оставлял им свободу для эксперимента. В действительности многие его экономические реформы были разработаны другими, особенно большой вклад внесли Чжао Цзыян и Ху Яобан[454]. Дэн Сяопин четко огласил ключевые моменты — модернизация управления и создание стимулов для развития страны, — однако четкого экономического проекта у него не было. Он любил повторять: «Чтобы перейти широкую реку, надо опираться на камни»[455], имея в виду, что в периоды великой неопределенности лучшая стратегия — делать один шаг за раз. Той же стратегии придерживались Жан Монне и Эндрю Гроув.Дэн Сяопин был одержим наукой, технологиями и образованием. Еще до того как стать верховным вождем, он мечтал организовать Академию общественных наук. Дэн настаивал на увеличении финансирования и улучшении условий труда для исследователей. Удаляясь от позиций Мао, он призывал китайских студентов учиться за границей и выступал за более тесное сотрудничество китайских и западных ученых. Обозначая приоритеты в модернизации, Дэн планировал заграничные поездки с учетом посещения заводов Boeing и IBM.
Дэн Сяопин понимал, что если его страна хочет держать дверь для западных технологий и рынков открытой, ей нужен продолжительный мир с международным сообществом. Экономический и политический изоляционизм, длившийся четверть века, закончился, Китай открылся мировой экономике и нормализовал отношения с США, СССР и всей Азией. Дэн работал над программой мирного выхода Гонконга из-под контроля британских властей под гениальным лозунгом «одна страна — две системы». Его стратегия заключалась в том, чтобы позволить Гонконгу оставаться анклавом капитализма западного типа, но под руководством Коммунистической партии Китая.
Действия Дэн Сяопина позволили проявиться изобретательности и коммерческой жилке китайского народа, на протяжении долгого времени подавляемых государственной системой. Каждый китаец превратился в предпринимателя, каждое учреждение стало предприятием, провинциальные и столичные власти начали вести бизнес во всех отраслях, начиная с пищевой промышленности и заканчивая недвижимостью[456]
. На смену героям из рабочего класса пришли люди, которым удалось превратить маленький бизнес по продаже фруктового льда в многомиллиардное производство прохладительных напитков, или люди, которым пришлось продать все, чем они владели, чтобы построить свиноферму, ставшую впоследствии гигантским комбинатом. Китайский капитализм во многом напоминал капитализм времен Дикого Запада: законов о коммерческой деятельности практически не было, понятие права собственности отсутствовало, не существовало и внятной процедуры отчетности. Но Дэн Сяопин, казалось, не боялся возможного хаоса. Он считал, что со временем законы придут в соответствие с реалиями нового бизнеса.Дэн никогда не ставил под сомнение важность монополии Коммунистической партии на власть в стране. Он стремился построить рыночную экономику, но в рамках диктатуры партии. Он считал, что партия должна заслужить поддержку народа не через избирательные урны, а за счет предоставления экономических благ. Таким образом, он был одержим рационализацией как партии, так и государственной машины, и чтобы добиться поставленной цели, привлекал молодых, лучше образованных и более компетентных людей.
Дихотомия между открытостью к экспериментам и намерением организовать безусловное правление всесильной Коммунистической партии была, пожалуй, самой важной особенностью его философии и стиля руководства. Этот парадокс превратится в один из главных вопросов, которые встанут в XXI веке перед Китаем, а принимая во внимание его влияние, и перед всем миром.