Поэтому, когда компания предложила ему звание подполковника, военную миссию по изгнанию французов из Центральной Индии и пост заместителя губернатора Мадраса, Клайв согласился. В апреле 1755 года, проведя в Англии меньше двух лет, он с женой сел на борт «Стретама», чтобы отплыть обратно в Индию. Причал был заполнен обожателями, в честь Клайва дали оружейный салют в девять залпов; совсем не так он покидал Британию двенадцать лет назад. Вторая поездка в Индию несказанно приумножит его богатство и укрепит славу одного из основателей Британской империи.
Калькуттская черная яма
В конце 1755 года, когда Клайв вернулся в Индию, единственной цитаделью Британии в Бенгалии — богатейшем регионе Индии — была Калькутта. Власть в Бенгалии принадлежала молодому Сирадж-уд-Дауле. Он совсем недавно взошел на трон и стал навабом Ориссы, Бихара и Бенгалии. Молодого наваба возмущали растущее могущество Ост-Индской компании, ее дерзость и то, что она контролировала главный город региона. Компания отказывалась платить ему дань (как это делали голландцы и французы), открыто пренебрегала установленными нормами беспошлинной торговли с местными купцами и расширяла экспансию Форт-Уильяма, основной базы британцев в Калькутте. Но больше всего наваб злился потому, что британцы поддерживали индийца, который его предал.
Сирадж-уд-Даула решил проучить Британскую Ост-Индскую компанию. 20 июня 1756 года он захватил Форт-Уильям и приказал заключить весь гарнизон под стражу в одной тюремной камере. Отдав приказ, он спокойно отправился спать. Когда заключенные начали звать на помощь, его решили не беспокоить. Историки расходятся в оценке количества пленных, называя цифры от 50 до 150 человек. Но достоверно известно, что всех этих людей заперли в подвальной камере размером четыре с половиной на пять с половиной метров с маленькими зарешеченными окошками под потолком. К утру треть заключенных задохнулась. Это событие получило название «Калькуттской черной ямы» с крайне негативной расистской коннотацией.
Высшее руководство Ост-Индской компании не видело другого выхода, кроме жестокой мести. В начале июня 1757 года двенадцать кораблей и две с половиной тысячи солдат под командованием Роберта Клайва двинулись на Форт-Уильям. Однако, достигнув места, они обнаружили, что форт безлюден. Тогда Клайв продолжил плыть вверх по реке — к резиденции наваба. Он прекрасно понимал, что ему предстоит сражение за богатейшие территории Индии. «Это величайшее из предприятий может привести меня к великим свершениям»[78]
, — писал он своему отцу и, как показало время, оказался прав. Директору Британской Ост-Индской компании Лоренсу Салливану Клайв сообщал, что «это богатое и цветущее царство можно полностью покорить» силами двух тысяч европейцев, поскольку «индийцы ленивы, напыщенны, невежественны и трусливы <…>. Они всего добиваются коварством, а не силой».Клайв считал, что Индия погрязла в интригах и коррупции. Каждого незнакомца, будь то европеец или индиец, он воспринимал как лицемера и обращался с ним соответственно. Наваб Сирадж-уд-Даула, узнав, что Клайв идет на него с армией, предложил заключить перемирие, по условиям которого Британия восстанавливала все свои права в Калькутте. Клайв согласился, но поход продолжил, будучи убежденным, что наваб изменит свое решение, как только добьется желаемого.
Война была неизбежна, и оба прекрасно это понимали. И Клайву опять предстояло сражаться с превосходящим его по силам соперником.
Незадолго до сражения информаторы сообщили Клайву, что один из генералов наваба, Мир Джафар, готов перейти на сторону британцев в обмен на письменную гарантию, что после их победы он станет следующим правителем Калькутты. В то же время купец по имени Омичанд, которому было известно о намерении Мира Джафара, угрожал раскрыть его предательство, если Клайв и адмирал Чарльз Уотсон не отдадут ему, Омичанду, крупную часть Калькутты. Клайв, понимая, что невозможно отдать Калькутту сразу двоим, подготовил два договора — по одному для каждого. Адмирал Уотсон не хотел участвовать в этой схеме, но каким-то образом его подписи все же оказались на бумагах. Вскоре после этого Уотсон погиб, и то, решил ли он сам все же поставить свою подпись или это Клайв ее подделал, так и осталось неизвестным.
«Как Цезарь, он принял решение, и пути назад не было»