От шелка до кремния. 10 лидеров, которые объединили мир

И все же стоит подумать не только о природе революции, которую устроила Тэтчер, но и о ее конечном результате. Все признают, что устранение барьеров в торговле укрепило связи между странами и сделало глобализацию такой, какой мы ее видим сегодня. Большинство экономистов свято верят в то, что новые каналы подстегнули мировой экономический рост, расширили индивидуальные возможности и в целом принесли немало пользы. Широко признаётся и тот факт, что эти тенденции сказываются также на росте безработицы и увеличении социального неравенства. Сейчас становится все более очевидным, что свободная рыночная экономика может сделать мировую систему уязвимой. Рынки неспособны саморегулироваться, что и продемонстрировал обвал 2008 года. Рынки могут формировать стабильные каналы поставок, но эти каналы легко обрываются под действием форс-мажорных обстоятельств, как, например, в случае с цунами 2011 года в Таиланде, которое поставило под угрозу мировую компьютерную индустрию. По сути, та взаимосвязанность, которую поощряла политика Тэтчер, породила новую необходимость в «подкладывании подушек» — создании резервов, излишков и планов на случай непредвиденной катастрофы, другими словами, необходимость в большем участии государства.

Так проявляется парадокс нашего времени: большие угрозы — глобальное потепление, мировые финансовые, экономические и гуманитарные кризисы — показывают, что Жан Монне был, скорее всего, прав, говоря о необходимости создания надгосударственных инстанций. Ни одно государство не располагает достаточными ресурсами и не обладает достаточным влиянием, чтобы успешно справиться с этими проблемами. В то же время сегодня одними из самых насущных внутренних экономических задач для большинства развитых стран являются погашение крупных задолженностей, налаживание эффективного предоставления основных услуг и, самое главное, создание высокооплачиваемых рабочих мест. Многие правительства не справляются с решением этих задач, вследствие чего проблемы распределения ресурсов среди разных слоев населения, в том числе между разными поколениями, порождают политические конфликты. Как любила говорить Тэтчер, снижению контроля государства и развитию рынков «альтернативы нет».

Что делать с этими двумя, казалось бы, непримиримыми императивами? Тэтчер предложила философию управления, которая решала проблемы ее времени. Ее подход мог бы и сегодня сыграть роль трамплина в будущее, особенно в эпоху столь быстрых технологических изменений, когда важны скорость и гибкость. Но одного тэтчеризма мало. Будущее глобализации — это разумный баланс между частным и общественным, между конкуренцией и сотрудничеством, между рынком и государством, между тем, что страны могут сделать самостоятельно, и тем, что они должны сделать все вместе, другими словами, между Тэтчер и Монне. Но точно одно: учитывая экономическое и социальное давление, которое возникает в мире — медленный рост экономики, неравенство доходов, высокий уровень задолженности государственного сектора, — основные споры сейчас касаются роли, целей и функций государства[374]. Спор может оказаться нескончаемым. Эти вопросы лежат в основе управления процессами глобализации, а идеи и политика Маргарет Тэтчер всегда будут рядом с центром этих жарких дискуссий.

Глава IX. Эндрю Гроув. Человек, стоявший за третьей промышленной революцией (1936–2016)

* * *

Во многом благодаря проложенным героями этой книги руслам новая промышленная революция, движимая цифровыми технологиями и интернетом, происходит гораздо быстрее, чем предыдущие. Сегодня развивается робототехника, совершенствуется искусственный интеллект, массово собираются и анализируются данные, заметен прогресс в нанотехнологиях и биологических науках, и это далеко не полный список. Растет технологический потенциал подключения к интернету при помощи чего угодно, начиная с одежды и бытовой техники и заканчивая отдельными частями авиационных двигателей. Все это открывает поистине головокружительные возможности для управления бытовой и коммерческой областями нашей жизни. Консалтинговая компания McKinsey & Company утверждает, что вызванные цифровой революцией изменения происходят в десять раз быстрее и их масштаб в триста раз превышает масштаб изменений, имевших место в конце XVIII века после внедрения автоматизации текстильной промышленности или в начале XIX века после запуска серийного производства и сборочных конвейеров[375].