От шнурков до сердечка

– Благодарю Вас, – сказала Нижняя Бумажная Хлопушка и, решив, что после этого с Псом можно больше не церемониться, брезгливо произнесла: – Пошёл отсюда!

Пёс зарычал, но подчинился: он любил подчиняться. А совсем короткое время спустя подруги с упоением обсуждали Свинку-из-Марципана.

– Я сразу поняла, что Свинка эта благородных кровей, она такая томная! Даже ни разу не улыбнулась.

– Она же сказала, что устала с дороги…

– Могла бы уже и отдохнуть: второй день на ёлке!

– Тем, у кого благородное происхождение, как у меня, долго отдыхать надо: они нежные и не приспособлены к жизни. – Верхняя Бумажная Хлопушка выразительно поглядела на Нижнюю.

– К местной жизни?

– Да нет… к жизни вообще!

– Бедные…

Подруги подняли глаза и принялись беззастенчиво разглядывать Свинку-из-Марципана. За последнее время та ничуть не стала веселее – даже наоборот: казалось, уголки её рта совсем опустились.

– Наверное, тоскует по своему далёкому Марципану!

– А Вы как думаете! – чуть не взорвалась Верхняя Бумажная Хлопушка. – У благородных всегда либо ностальгия, либо меланхолия…

– Это болезни такие? – с сочувствием спросила Нижняя Бумажная Хлопушка.

– Что-то вроде… Когда у нас ностальгия, мы тоскуем по родине, а когда меланхолия, тогда… тогда мы тоскуем по всему вообще.

Поскольку про меланхолию Нижняя Бумажная Хлопушка не поняла (ей было странно, что можно тосковать «по всему вообще»), она сказала:

– Мне кажется, у Свинки-из-Марципана ностальгия…

– А вот мы сейчас поговорим с ней по душам – и ностальгию как рукой снимет! – расхрабрилась Верхняя Бумажная Хлопушка.

Собрав для такого дела в кулак всю свою волю, она обратилась к Свинке-из-Марципана:

– Простите, дорогая моя… но мы вот тут внизу говорим о Вас.

– Обо мне? – удивилась Свинка-из-Марципана. – От всего сердца благодарю…

– Ах, какие манеры! – восхитилась Верхняя Бумажная Хлопушка. – Сразу видно, что Вы из Марципана.

Свинка-из-Марципана усмехнулась:

– Вот то-то и оно! Я бы предпочла, чтобы это было видно поменьше.

– Происхождения ничем не скроешь! – возразила Верхняя Бумажная Хлопушка.

– Да я и не пытаюсь, – вздохнула Свинка-из-Марципана. – Всё равно никуда не уйти от того, что тебя вот-вот съедят.

– Вы не только совершенно не приспособлены к жизни – Вы просто бесконечно далеки от неё! – с восторгом и завистью сказала Нижняя Бумажная Хлопушка.

– Но здесь у Вас есть друзья, – подхватила Верхняя, – это мы. И мы охотно поделимся с Вами своим знанием жизни. Прежде всего… вот что: в этой стране не едят ёлочных игрушек.

– Разве я стала ёлочной игрушкой? – удивилась Свинка-из-Марципана.

– Вас ведь повесили на ёлку…

– Ах да, – огляделась по сторонам Свинка. – Я и не заметила… Но, кажется, это не помеха, чтобы меня съесть.

– Может быть, там у Вас, в Марципане, ёлочные игрушки и едят, – гневно произнесла Верхняя Бумажная Хлопушка, – но здесь у нас такого безобразия сроду не было! Я даже представить себе не могу, как кто-нибудь подходит к ёлке, срывает с неё, например, Стеклянный Шар или Бумажную Хлопушку и начинает пожирать их…

– Все вокруг просто скажут ему: «Какая дикость!» – подтвердила Нижняя Бумажная Хлопушка, – и с позором выгонят из приличного общества!

– Иногда, конечно, на ёлку вешают конфеты, а потом снимают и едят, но конфеты – это одно, а ёлочные игрушки – совсем другое. Тут у нас это знают даже грудные, – с гордостью отчиталась Верхняя Бумажная Хлопушка.

– Значит, меня не съедят? – с некоторым всё же сомнением спросила Свинка-из-Марципана.

– Даже совсем наоборот! – заверили её хлопушки. – Висите себе совершенно спокойно.

Свинка-из-Марципана послушалась их – и висела так спокойно, что аж заснула.

А когда проснулась, оказалось, что у неё родилось Шестеро Поросят-из-Марципана…

Ибо, как правильно сказали хлопушки, свинок-из-марципана тут у нас не только не едят, но даже совсем наоборот!

Пруд маленькой величины

«Вот сейчас – раз!.. и придёт Утро, а я тогда – раз!.. и отражу всё вокруг. Уж сегодня-то я правильно отражу!» – торопился думать Пруд Маленькой Величины. Он даже немножко плескался от нетерпения и от ужасно сильного желания отражать наконец всё вокруг, потому что до наступления утра всё вокруг, естественно, оставалось неотражённым – причём совершенно неотражённым. А так не должно было быть – на то и существовал в природе Пруд Маленькой Величины, чтобы ничто на его берегу не оставалось неотражённым.

«Я сначала Небо отражу!» – предвкушал он.

И действительно: уж Небу-то неотражённым быть никак нельзя – и даже когда после дождя на асфальте появляется просто любая лужа, в первую очередь Небо в ней отражается и только потом – всё остальное.

В конце концов Утро пришло. Оно пришло и сказало «Привет!» – и сразу у всех стало много работы, в том числе и у Пруда Маленькой Величины: надо было уже начинать отражать всё вокруг.