От сказки к сказке

Наконец, в последней категории текстов этиологическое завершение не является обязательной частью сюжета, и связь его с повествованием оказывается достаточно произвольной и формальной. Заключительная фраза, начинающаяся с «Вот почему…» или «И с тех пор.» выступает не столько конструктивным принципом, сколько декоративным украшением. Хорошим примером такого типа историй могут служить волшебные сказки, которые, за редким исключением (АТи 425 М «Змея-жених», ATU 565 «Чудесная мельница», отчасти ATU 555 «Рыбак и его жена»), не располагают к этиологическому концу, то есть к нерасторжимой связи между фикцией содержания и реальностью времени рассказа.

В этом отношении показательны сюжеты, где этиологическая концовка фигурирует в одних вариантах и отсутствует в других. Например, только один немецкий вариант общеизвестной сказки ATU 2025 «Убегающий блин», то есть «Колобок», заканчивается бегством блина от свиньи и выводом: с тех пор все свиньи роются в земле [Balzamo, Kaiser 2004, № 67].

Такие концовки могут отражать и индивидуальные вкусы сказочника и собирателя, что ставит вопрос об авторстве фольклорного произведения и репрезентативности фольклорных материалов. Альбер-Лорка упоминает одного из каталонских информантов, рыбака, от которого были записаны 14 из 55 сказаний о море, опубликованных Жуаном Амадесом. Все они посвящены редким рыбам, в них фигурировали персонажи, нетипичные для этиологий: сирены, великаны, и им свойствен нравоучительный пафос, все это наводит на мысль, что легенды эти были сымпровизированы рыбаком в ответ на запрос собирателя [Albert-Llorca 2013: 18]. Точно так же в России целый ряд этиологических сюжетов был записан от Анны Корольковой, причем некоторые из них были явно литературного происхождения и в русской традиции фиксировались только в ее исполнении [УИМ, № 150, 169, 266, 442].

Морфология этиологического текста

Опираясь на понятия «морфология сказки» В.Я. Проппа и «грамматика обряда» Н.И. Толстого, можно представить элементарные структуры этиологического текста следующим образом:

Субъект (демиург) творит объект 1

Пример: Бог творит сушу.

или

Субъект превращает объект 1 (исходный) в объект 2 (конечный)

Пример: Христос в наказание превращает пугавшего его человека в медведя.

Данные структуры предполагают варианты, например:

Субъект совершает некоторое действие, в результате чего объект 1 превращается в объект 2

Пример: Сын не хотел угостить родителей курицей, она превратилась в черепаху.

Субъект (демиург, не демиург) = объект 1 превращается, дает начало объекту 2

Пример: из слюны дьявола, раздосадованного тем, что он не может соблазнить Христа, вырастает картофель.

В «ослабленных» вариантах возникают не новые объекты, а изменяются уже существующие. Они приобретают новые свойства (цвет, запах, съедобность) или новую оценку (почитание, осуждение).

Субъекты

В виде субъектов в большинстве текстов всех европейских традиций выступают сакральные персонажи: Бог, Иисус Христос и Богоматерь. Наряду с ними регулярно возникает и Сатана. Для восточноевропейских традиций Ольга Белова различает два типа взаимоотношений между демиургами: «Присутствие двух равновеликих творцов, обустраивающих мир» и «соперничество творцов, в результате которого перевес сил оказывается на стороне “доброго начала”» [Белова 2013: 207], причем второй вариант соответствует сюжету ATU 773 «Соперничество Бога и дьявола». Если дуализм творения подробно исследован в восточноевропейской фольклорной традиции [Кузнецова 1998], он менее изучен в западноевропейском фольклоре, который в Новое время не сохранил развернутые сказания о творении. Однако представления о том, что многое из того, что окружает человека, создал Бог или его противник, отмечаются повсеместно.

Художник Жусеп Торрес. Contes et l'egendes d’Espagne. Paris: Flies France, 2015

Такого рода «дисперсный» дуализм бретонский фольклорист Э. Ле Кальве в конце ХІХ века представил в виде таблицы.

[Цит. по: Kabakova 1998, № 172].