Подобный сюжет об охоте на священного лося, связанный с особыми космологическими представлениями, хорошо известен и по этнографическим материалам, собранным у эвенков. Советский этнограф Г. М. Василевич записала несколько вариантов этого сказания. Три охотника направились на промысел лося, но когда они увидели небесного зверя, то главный стрелок, обещавший легко расправиться с лосем, испугался и побежал прочь; поэтому до сих пор продолжается охота на небесного лося: четыре звезды Большой Медведицы — это лось, три — охотники. По другой версии, герой захотел убить небесного лося и пустил в него стрелу, ранив зверя; но хозяин верхнего мира остановил охотника и не позволил ему добить священное животное. Небесный лось живет на небе, в тайге верхнего мира; днем он скрывается в ее чаще и невидим для земных существ, а ночью взбирается на горные вершины и в образе Большой Медведицы появляется среди других небожителей. С ним связывается смена дня и ночи; этот таежный зверь якобы выбегает из тайги, взбирается на горную вершину, с которой может достать солнце.
Сходные предания о священном лосе зафиксированы и у многих других народов Севера, от бассейна Енисея до Финляндии. Столь же широко распространено связанное с этой легендой название созвездия Большой Медведицы — «Лось» (интересно, что оно называлось так и на Руси, по-видимому под влиянием мифологических представлений лесных народов севера Европы). На основе археологических материалов и наскальных изображений академик А. П. Окладников показал, что образ лося и его связь с солнцем — один из древнейших мотивов общих космологических воззрений многих народов Севера.
Имеется, таким образом, определенная близость северных сказаний о лосе и охоте на него с древнеиндийскими преданиями об охоте на шарабху. Совпадают и некоторые детали в описании этого животного. Индийский сюжет о многоногом, стремительном лесном звере, живущем на недоступных человеку снежных горах, возможно, связан с представлениями о лосе, бытовавшими у народов лесной зоны Севера. Более того, происхождение индийской традиции о шарабхе можно увязать с мифологией угорских народов, именно там мы находим также совпадение такой необычной детали, как многоногость (шесть или восемь ног).
В Индии рассказы о фантастическом звере шарабхе подробно излагаются в сочинениях классического периода древнеиндийской религиозной и светской литературы, когда этот мотив дополнился совсем иными сюжетами и вошел в общую фольклорную традицию народов Индостана. Но имеются данные, позволяющие утверждать, что о шарабхе было известно уже создателям ранневедийской литературы и даже «Ригведы».
Шарабха упоминается в различных ведийских текстах (Самхитах и Брахманах), в ранневедийском памятнике — «Атхарваведе» — ему посвящено одно из заклинаний: «Ты, о изгнанный шарабха, похожий на козла, сможешь преодолевать труднодоступные места».
В «Ригведе» о шарабхе говорится в гимне великому Индре в связи с таким важным сюжетом мифологии ведийских ариев, как похищение птицей сомы; примечательно также, что шарабха выступает здесь как некий мифический персонаж, связанный с небесной сферой, его причисляют к разряду божественных риши.
СЕВЕРНЫЙ ШАМАНИЗМ И ДРЕВНЕЙШАЯ РЕЛИГИЯ АРИЕВ
В недоступные страны далекого севера направлялись, «летая» на птицах, священные мудрецы индийского эпоса. На далекий север за Скифией совершал свой «полет» и Аристей. Эти воздушные странствия можно рассматривать как часть шаманского камлания. В пользу такой трактовки говорят многочисленные исследования по этнографии и истории религии, прежде всего народов Севера.
«Шаман во время камлания, — пишет крупный советский этнограф С. А. Токарев, — часто падает без сознания; это невольно должно наводить зрителей на мысль об отлете его „души“; бред и галлюцинации шамана нередко состоят в том, что он видит далекие страны и громко рассказывает о своих странствиях».
Путешественники и этнографы XIX — начала XX в. оставили подробные описания шаманских камланий у различных народов Севера. Вот как, например, описывал шаманский ритуал В. И. Анучин: шаман, одетый в особые облачения, искусственно приводит себя в возбужденное состояние, затем начинает петь и ударять в бубен, как бы призывая духов. «Когда духи соберутся все, шаман возвещает об этом особо резким выкриком и одновременно делает несколько прыжков… духи собираются поднять шамана… С этого и начинается существенная часть камлания». Наконец духи «возносят» шамана вверх, под облака, для осмотра горизонта. В песне шаман повествует о том, что именно он видит: «„Я уже высоко. Енисей вижу на сто верст вверх и на сто верст вниз. Вот чум. Кто там? Ага, это старый Синтип сидит… Эй, духи, поднимай выше. Буду смотреть дальше…“ Шаман, постепенно повествуя о последующем в пении, поднимается в небо, спускается в подземелье, летает во все страны света, делает много превращений; обыкновенно он превращается сам в птицу или пользуется услугами духа-птицы».