От Сталинграда до Берлина

Напутал ли штаб фронта или содержание приказания исказили при передаче через несколько узлов связи, установить нам так и не удалось. Одно было ясно: надо действовать на свой страх и риск. Войскам был передан подписанный Военным советом армии приказ о штурме города Лодзь. В полночь корпуса и дивизии приступили к его осуществлению.

Утром первый эшелон штаба армии выдвинулся вперед и разместился недалеко от главных сил своих войск в местечке Бежица. Военный совет армии с группой офицеров и генералов штаба выехал на только что захваченную восточную окраину города.

Было ясное солнечное утро. Мы стояли у железнодорожного переезда. На севере шла ружейно-пулеметная перестрелка, изредка слышались артиллерийские выстрелы. Наша разведка не имела полных данных о силах лодзинского гарнизона противника, но по характеру перестрелки чувствовалось, что враг не собирается упорно драться за город. Хотя наша артиллерия уже развернулась, я приказал, чтобы до особого распоряжения она огня не открывала.

В это время с востока появились девятки наших «илов» в сопровождении истребителей. Подходя к городу, они над головами наших вторых эшелонов начали развертываться в боевые порядки для бомбежки и штурмовки. Мы заволновались. Как они будут штурмовать город, не зная расположения своих сил и сил противника? Радиосвязи с авиацией у нас не было. Спешно пошли в дело палатки, простыни, их расстилали на землю, сигналя самолетам. Полетели вверх зеленые ракеты: «Свои», «Свои». Помогло. Штурмовики отвалили в сторону. Было ясно, что темп нашего наступления оказался неожиданным для штабов нашей авиации.

Под прикрытием разведывательных подразделений мы продвинулись несколько вперед и остановились в парке, около часовни на высоком холме. Отсюда открывался вид почти на весь город. Мы наблюдали, как польские жители помогали нашим разведчикам вылавливать и обезоруживать гитлеровцев.

К полудню стрельба переместилась из центра города на юг. Мы поняли, что части 28-го гвардейского стрелкового корпуса и танковая группа Вайнруба начали наступление и гонят врага на юго-запад. Вдруг немецкая артиллерия открыла огонь по нашему наблюдательному пункту. Три десятка снарядов разорвались возле артиллерийских разведчиков. Два офицера были убиты, троих ранило. Чтобы избежать потерь, приказываю уйти из этого района.

Возле железнодорожного переезда наши связисты восстановили связь с первым эшелоном штаба армии.

Я вызвал к телефону начальника штаба армии генерала Белявского. Он доложил, что танковая группа генерала Вайнруба вышла на западную окраину Лодзи, части 28-го корпуса заняли Озоркув, Александрув, Радогощ; наши разведывательные подразделения вышли на шоссе Лодзь — Константинув. Противник спешно отходит на юго-запад. Захвачены пленные и много трофеев. Белявский замолчал и скорбно добавил:

— Матвей Григорьевич Вайнруб ранен в грудь навылет. Его скоро должны привезти.

Сообщение о ранении генерала Вайнруба нас очень огорчило. Мы все высоко ценили храбрость, честность и человечность Матвея Григорьевича. Третье ранение за войну. Когда ранят человека, прошедшего боевой путь от западных областей Белоруссии до Волги, выдержавшего испытания Сталинграда, а затем прошедшего вместе с тобой от Волги через всю Украину и Польшу, особенно тяжело. К счастью, вскоре сообщили, что Матвей Григорьевич будет жить…

Лодзь была освобождена 8-й гвардейской армией во взаимодействии с 9-м и 11-м танковыми корпусами и соединениями 16-й и 18-й воздушных армий. Мы проехали по улицам. Фашисты здесь все хотели переделать на свой лад. Главную площадь, которая раньше называлась площадью Вольности, переименовали в площадь Германии. Гитлеровцы хотели этим подчеркнуть, что никогда Польше не быть вольной, что отныне здесь властвует Германия, а поляки — бесправные рабы. На угловых домах висели таблички с немецкими названиями улиц. Все вывески на магазинах — на немецком языке. На дверях кафе и ресторанов надписи: «Только для немцев. Полякам вход воспрещен». Последнее время полякам не выдавали хлеба — они должны были вымирать от голода, чтобы уступить место колонизаторам. Точно саранча, набросились на город жадные до чужого добра захватчики. Через одну из главных улиц был переброшен мостик — только по нему могли евреи переходить из одной части гетто в другую. Они не имели права показываться на улице.

Пять с лишним лет стонала Лодзь под пятой гитлеровских палачей. Но город не покорялся, он помнил стачки 1905 года, он хранил гордый дух вольности. И нередко немецкие патрули находили на улицах трупы завоевателей — это польские патриоты творили свой беспощадный, но справедливый суд.

Зверствам оккупантов не было предела. Местные жители рассказывали нам, что однажды подросток Михаил Волонский увидел труп убитого немецкого жандарма и улыбнулся. Это заметил проходивший мимо фашистский офицер, и молодого поляка расстреляли тут же на месте. Юзеф Панцевский был расстрелян только за то, что неправильно показал немцу дорогу. Стефана Прибыцкого замучили в гестапо за то, что он произнес на улице запрещенное слово «Россия».