От судьбы не спрячешься

— Не могу больше, — с дикой усталостью прошептала я, но, тем не менее, собирая крохи сил для последнего рывка и… тишина.

— Мама? — тихо просипела я, понимая, что не слышу долгожданного крика своего малыша, который почему-то молчит. — Мама?!

— Тали, девочка моя…

Громкий плач разрезал пугающую тишину подобно грому, радуя до слёз всех присутствующих в комнате.

— Наглотался, пока к свету шёл, — передавая мне обмытого и недовольно кричащего сына, всхлипнула, расчувствовавшись, Илария.

— Доченька моя, ты молодец! — едва дыша от переполнившей ее радости, Маяна не сводила сияющих глаз с внука и обессилевшей, но счастливой дочери.

— Наш мальчик, наш сын, — прошептала я, любуясь каждой черточкой новорожденного, жалея в этот миг лишь о том, что его отец сейчас не рядом с нами.

Не успела эта горькая мысль как следует оформиться в моей голове, как дверь без стука резко отворилась, явив перед нами того, кого сейчас с натяжкой можно было назвать Гордеем, моим истинным суженным.

Худой, в потрепанной и порванной местами одежде, с множественными, ещё не зажившими ранами на лице и теле, он надсадно дышал, качаясь из стороны в сторону от бессилия.

— Тали, я… Все почти исправил, — сипло выдохнул он, с трудом преодолевая расстояние между дверью и кроватью, чтобы в следующее мгновение, тяжело рухнуть на колени перед самым изголовьем.

— Живой… — не веря тому, что он сейчас передо мной, едва слышно от шока прошептала я, — ты…

— Я виноват перед вами, — упрямо мотнув головой и перебив меня, мой муж не отводил взгляда от новорожденного сына, тихо урча от едва сдерживаемых эмоций чтобы не напугать отпрыска, — прости меня, если сможешь… Я не смогу без вас!

— Гордей, я…

— Подожди, ты должна знать, — перебил он вновь, поднимая на меня свой лихорадочно горящий взгляд, — я не смог разорвать сделку заключенную между мной и лариями ранее, но вот изменить её условия мне удалось. До восемнадцати лет наш сын останется в клане, не имея никаких долговых обязательств перед лариями. И лишь с совершеннолетием, в день его рождения, он должен будет оставить свой дом и добровольно прийти к черным вратам Элией, на три года вверяя свою жизнь жрецам ночи. По истечению срока его службы, он должен будет заключить новую сделку с лариями, об условиях которой он будет уже сам, лично договариваться детьми Эроса.

Гордей замолчал, все так же проникая мне волчьим взглядом в самую душу, что рвалась на клочья от терзаний, обид и… робкой надежды на счастливое будущее.

В гнетущей тишине, нам обоим было слышно лишь громкое сопение нашего сына, да стук сердец, что так отчаянно бились в унисон, заставляя обоих глотать непролитые слезы.

— Если позволишь, даш мне время и возможность доказать тебе, что я достоин вас, клянусь, не пожалеешь об этом никогда! — хрипло, с трудом проталкивая ком горечи в горле, тихо произнёс любимый, с трепетом, едва касаясь головки нашего волчонка, от чего тот сразу же заворочался у меня на груди, требовательно требуя материнского молока.

— Я… мне… мне так тебя не хватало, — говорить получалось короткими всхлипами, — так больно… так невыносимо быть в разлуке с тобой, — слезы нескончаемым потоком все же прорвались и теперь, ручейками текли по щекам, смывая с души тот ужас, в котором я пребывала последний месяц своей жизни. — Я думала, что больше никогда тебя не увижу!

— Я больше никогда тебя не оставлю! Вас не оставлю! — рвано выдохнул волк, с тяжёлым сердцем наблюдая за тем, как исхудала, как измотала себя его пара, из-за его ошибки!

Ошибки, которую он сам себе никогда не простит!

— Тали, девочка моя, — ласково и осторожно позвала дочь Маяна, стараясь не спугнуть момент робкого примирения между двумя истинными, — я, конечно, все понимаю, но ты бы приложила к груди вашего сына, а то не ровен час на его крик весь клан сбежиться.

— Прости, маленький, я сейчас, — подчиняясь материнскому инстинкту, мгновенно переключилась со своих эмоций и переживаний, на недовольно плачущего малыша.

Приспустив с плеча платье, высвободила полную и налитую грудь, что бы в ту же секунду маленький и довольно урчащий прожора к ней присосался.

— Я вас очень люблю, — собственническим взглядом прикипев к открывающейся ему картине, волк Гордея выл внутри от распирающей его гордости, довольства и ощущения правильности происходящего.

Перевела взгляд на мужа и утонула в в штормовом предупреждении, что был готов захлестнуть меня с головой.

Не знаю, откуда взялось смущение, но именно оно сейчас волновало мое сердце. И, видимо, не только мое, раз мама и Иллария, одновременно отвели свой взор от столь личного проявления эмоций и чувств.

— Гордей, Талии нужно отдохнуть и набраться сил после родов, а тебе привести себя в порядок, — спустя несколько минут теплой и уютной тишины, произнесла наконец целительница, в первую очередь заботясь о состоянии новоиспеченной мамочки. Бледная, уставшая, она едва держала глаза открытыми, борясь с упадком сил.

— Да, конечно, — кивнул ей Гордей, тяжело поднимаясь с колен, — я загляну к вам, когда вы выспитесь и ты захочешь меня увидеть.