От сумы и от тюрьмы…

Наряду с этим я защищал несправедливо привлекаемых к ответственности за хулиганство или какие-либо кражи, отстаивал свободы многих никому не известных людей, чьи права попирались властью. Я одним из первых в стране стал вести дела по защите чести и достоинства, да и само законодательство по таким делам возникло не без моего участия.

Одним из моих знаменитых подзащитных был Вячеслав Иваньков, известный как Слава Япончик.

Однажды, в середине семидесятых годов, ко мне пришли двое мужчин респектабельного вида. Один из них был юристом, высокопоставленным чиновником. Они просили меня принять на себя защиту Иванькова. По их словам, тот необоснованно привлекался к уголовной ответственности, к нему было предвзятое отношение, потому что правоохранительные органы считали Иванькова одним из главарей преступного мира, «вором в законе» и даже «крестным отцом». Такое мнение не могло быть для меня поводом для отказа. Я согласился его защищать.

Следственные органы обвиняли Иванькова в грабеже, в покушении на жизнь работников милиции, в хранении и использовании огнестрельного оружия.

Известный театральный администратор М.Г. направлялся к своему автомобилю, припаркованному на Новом Арбате. К нему подошел Иваньков, остановил его, они о чем-то поговорили. После этого Иваньков получил от М.Г. ключи от его автомобиля «Москвич», сел в него и уехал. М.Г. отправился в милицию, где сделал заявление, что у него под угрозами отобрали ключи от машины и завладели ею.

Вечером того же дня этот же «Москвич» появился на площади Коммуны, неподалеку от театра Советской Армии. За рулем был Вячеслав Иваньков, рядом с ним сидела молодая девушка. Как только машина остановилась, к ней направились три человека в штатском, одним из которых был М. Г. Увидев их, Иваньков нажал на газ, машина сорвалась с места. Люди, сопровождающие М.Г., выхватили пистолеты и открыли стрельбу по удаляющейся машине. В тот же миг с разных сторон на площадь выехало еще несколько машин, из них тоже велась стрельба по «Москвичу». По мнению обвинения, из машины Иванькова раздались ответные выстрелы.

Одно за другим у «Москвича» были пробиты три колеса, изрешечен кузов, но Иваньков и на одном колесе ухитрился скрыться от погони. Через некоторое время милиционеры обнаружили в одном из московских дворов автомобиль. В машине лежала девушка в полуобморочном состоянии, но, к счастью, даже не раненная. Иванькова и след простыл.

Его удалось найти только через полгода. Иваньков был за рулем собственной машины, рядом была жена. Когда милиция остановила его, он немедленно без сопротивления подчинился аресту.

Завладение автомобилем «Москвич» было расценено как грабеж, а бегство от преследователей, которые были работниками милиции в штатском, и стрельба — как преступления против органов правопорядка.

Вячеслав Иваньков не согласился с предъявленным обвинением и заявил: театральный администратор был должен ему деньги, равные стоимости автомобиля. Когда при встрече он потребовал вернуть долг, тот в залог отдал ему машину, пообещав вечером при встрече у театра Советской Армии передать деньги в обмен на ключи от «Москвича». По дороге к месту встречи Иваньков подвез незнакомую девушку, направлявшуюся в театр. Подъехав к площади Коммуны, Иваньков увидел М.Г. в сопровождении двоих людей, вызвавших у него опасения. Он решил избежать столкновения с ними, ему и в голову не могло прийти, что это были работники милиции. Когда же началась стрельба, он решил, что подвергся нападению, и, пытаясь отпугнуть нападавших, — имитировал стрельбу из зажигалки в форме пистолета, вспышки которой были приняты за выстрелы. Зажигалка была предъявлена следствию.

Надо сказать, что в результате тщательного обыска всей площади Коммуны были обнаружены только патроны от оружия милиционеров.

В суд это дело так и не пошло. Обвинители, скорее всего, понимали трудности, с которыми им придется столкнуться в суде для опровержения версии защиты, и не рассчитывали на успех. Поэтому они легко, даже, как мне показалось, с облегчением, согласились с не очень убедительной судебно-психиатрической экспертизой, признавшей Иванькова душевно больным и не несущим ответственности за свои действия.

Через много лет Иванькова все-таки судили, но уже за совершенно другое преступление и приговорили к длительному сроку лишения свободы. После десяти лет в тюрьмах и лагерях он был освобожден и, выйдя на свободу, уехал в Америку. Там, однако, он опять оказался за решеткой. По отбытии наказания в Америке он был экстрадирован в Россию, где его вновь привлекли к ответственности по обвинению в убийстве, якобы совершенном много лет назад. Обвинение было крайне неубедительным, и судом присяжных Иваньков был оправдан. Защищал его в тот раз мой ученик и друг — Александр Гофштейн. Несомненно один из лучших теперь адвокатов-криминалистов.

Характерным для конца XX — начала XXI века было и дело Быкова.