От тайги до британских морей…

Так уж повелось что официальные традиции особой любовью у военнослужащих не пользуются, но, конечно, соблюдаются (это тебе и построения, и собрания, и подведение итогов с награждением непричастных и наказанием невиновных, и много ещё чего прочего), а вот неофициальные… Тут уж, конечно, любовь личного состава зашкаливает. Да и как по-другому то, если это уже идет не от устава, а от души.

Моряки пьют морскую воду из плафона, все без исключения поднимают полный стакан беленькой, обмывая очередное воинское звание (у знакомого доктора целая коллекция звездочек разного калибра, извлеченных из желудков офицеров), встреча, возвращающихся из похода подводников, на причале с жареным поросёнком в руках… В общем, много их, традиций этих.

Особое место в списке неофициальных традиций занимают конечно авторитетность выслуги лет и войскового опыта. К примеру, в зенитном ракетном полку имеется даже единица измерения боевого мастерства и называется она ПОЛИГОН. (Если быть совсем точным – количество выездов военнослужащего на государственный полигон для участия в тактических учениях с боевой стрельбой). Так, обычно, и спрашивают: сколько у тебя, касатик, полигонов? Пять? Пффф… щегол пестрожопый! Приходи, когда будет хотя бы десять, тогда и поговорим!

Конечно, такое знаковое мероприятие, как боевые стрельбы, неизбежно обзавелось великим множеством различных (от мелких до крупных) традиций, как обрастает ракушками днище парусной шхуны.

Об одной такой традиции, родившейся в одном из заполярных гарнизонов и пойдёт речь в моём рассказе.

Служили у нас в полку два друга. Оба майоры, оба на «мазутных» должностях. Один (пусть будет Иваныч) командир технической батареи, второй – командир роты материального обеспечения и звали его, положим, Петрович.

Иваныч и Петрович были ужас какими заслуженными, потому как точную выслугу их годов в регулярной армии мог озвучить, разве что, кадровик, да и то после проведения сложных арифметических расчетов. Ходили даже слухи (может, конечно, врут), что ежели сложить «грязную» выслугу обоих «мастодонтов», то она чуть ли не в полтора раза превысит возраст самого полка!

Что же касается полигонов, то у них было по двадцать с лишним ходок. Это был абсолютный рекорд. Недосягаемый, как результат Сергея Бубки.

Работу они знали, как свои пять пальцев (Петрович – как четыре с половиной, ибо на левой руке напрочь отсутствовала половина среднего пальца). И не просто знали, а еще и любили, выполняя её со всей возможной ответственностью и старанием.

Никто уж и не помнит, кому пришла в голову замечательная идея: перед отъездом с полигона, шутки ради, засунуть кирпич в сумку Иваныча. Доподлинно известны лишь личность агента, совершившего подлог (естественно – Петрович), и время свершения этого знаменательного события, грубо округленного до года от Рождества Христова (на кирпиче красовалась корявая надпись «Ашулук-1983»).

Понять, чьих это рук дело, было совсем несложно и поэтому Иваныч весь следующий день после возвращения с полигона разыскивал, цитата: «этого дебила», чтобы – цитата: «засунуть ему этот кирпич куда следует». Но «дебил» спрятался качественно, а потому кирпич пришлось нести обратно домой, чтобы свершить акцию справедливого возмездия чуть позже. Да так там и прижился.

Всё бы ничего, но Петрович на достигнутом не остановился: каждое возвращение с полигона ознаменовывалось для Иваныча торжественным извлечением из сумки кирпича с очередными хронологическими метками.

Что бы он не делал, как бы не старался пресечь попытки одарить его ещё одним формованным куском обожжённой глины – всё тщетно. Он и угрожал, и по-хорошему просил не делать этого впредь, не расставался с сумкой ни на секунду, проверял её за минуту до отлета или отъезда, запирал её в сейф, результат всегда был один и тот же: кирпич с памятной надписью оказывался в сумке.

– Вот же ш падлюка! – растерянно чесал затылок Иваныч, открыв сумку дома, – когда только успел?

Шли годы и, в конце концов, в квартире образовалась обширная коллекция забутовочно-силикатных изделий, красноречиво отображающая славный боевой путь советского, а затем и российского офицера.

Место для коллекции (протесты жены были внимательно выслушаны, но безоговорочно отвергнуты) было определено на самом видном месте: на серванте в позиции «в три четверти», максимально выгодно отображающей суровую красоту параллелепипеда.

Однако, как ни крути, всё в этой жизни когда-нибудь заканчивается. Вот и служба в доблестной Красной Армии у Иваныча тоже, конечно же, подошла к концу.

Как это и водится в отдалённых гарнизонах, помогать заслуженному дембелю грузить контейнер пришли все, кто делил с ним тяготы и лишения военной службы.

– Ну чего, старый? Кирпичи-то погрузил уже? – подмигнул Петрович, заваливаясь в квартиру.

– Выкинул на помойку! – огрызнулся «старый», – хватай вон лучше коробку и вниз топай!

– Как же, – шепнула мимоходом Петровичу жена Иваныча, – уже в контейнере давно лежат. Не дал выкинуть, оглоед!