От Терека до Карпат

Ему очень хотелось верить, что все обстоит именно так, как говорит Ломакин, однако сомнения не исчезали.

– Я очень хотел бы верить вашим словам, господин Ломакин – Ровным голосом произнес Казей. – Однако насколько достоверны эти сведения? Если, конечно, не секрет.

– Вообще-то секрет, но вам я скажу. Вы недооцениваете наши возможности. Мы дали задание нашим людям за кордоном поинтересоваться вашими родственниками. Со временем, может быть, поможем вам передать им весточку. Но об этом позже, а пока ваша задача – подыскивать нужных нам людей. Я сведу вас с председателем беженского комитета, это наш человек. Среди перебежчиков попадается подходящий человеческий материал. Будете также контактировать с комиссаром кишиневской сигуранцы Мунтяну. Он, правда, не нашего ведомства, но мы делаем одно дело. И еще. Через вас я буду поддерживать связь с господином Новиковым, – голос майора звучал так, будто он отдавал приказ. – Само собой разумеется, вся эта работа будет соответственным образом вознаграждаться. Я полагаю, три-четыре тысячи леев в месяц вам не помешают. Не правда ли?

Этот разговор для Казея был совершенно неожиданным. Он догадывался, что Новиков втягивает его в какую-то темную игру, однако не предполагал, что все произойдет так стремительно. Он только начал становиться на ноги. Отказаться – значит все начинать сначала. Новиков его обратно не возьмет. А начинать новую жизнь в его возрасте и с его здоровьем совсем не просто. «И потом, – размышлял Казей, – они, может быть, помогут связаться с семьей, если этот Ломакин не лжет».

– Согласен, господин майор, – по-военному сказал Казей.

– Я так и думал. Более подробные инструкции получите позднее, а пока займитесь вербовкой, – ответил тот.

Чаркел стал первым, кого звербовал Казей. Тот согласился сразу, не раздумывая. Потом были и другие, но этот – первый.

И вот этот «первенец» стоял в лавке, обнажив в улыбке гнилые желтые зубы.

– Здравствуйте, Никита Петрович! – Чаркел подошел совсем близко к прилавку, протянул скользкую потную руку, которую с неохотой пожал Казей. – Небось соскучились?

Казей всмотрелся в его глаза: вопреки обыкновению Чаркел был трезв.

– Знаете, Никита Петрович, я же только что оттуда, из-за кордона, – с откровенностью бормотал он. – Живет матушка Россия. Кругом свои, русские люди, тоска взяла… Какая ни есть, а все же родина. Не хотелось возвращаться сюда, да еще шкурой рисковать.

«Похоже на провокацию», – подумал Казей и осторожно спросил: – А что же помешало тебе остаться? Повинился бы, отсидел годика три – и все.

– Годика три… Шутите, уважаемый. Тремя годами там не отделаться. Как бы к стенке не поставили.

– Вот именно, – поддакнул Казей. Он все еще не исключал провокации.

– Выпить чего не найдется? Горло совсем пересохло, – спросил Чаркел.

– Найдется, найдется, только пьянка тебя до добра не доведет. Ломакин очень недоволен.

– Да пошел он… – Чаркел грязно выругался.

– Ну, ты полегче, – на всякий случай сказал Казей, хотя сам к Ломакину не питал симпатий.

– Да ладно вам, – отмахнулся Чаркел. – Мы же с вами русские люди и можем говорить откровенно. Думаете, я не вижу? Да вы этого Ломакина и всех их терпеть не можете.

– Ну, ты не только за тем пришел, чтобы выговориться, – спросил его Казей, наливая в стакан вина.

– В том-то и дело, Никита Петрович. Угощали меня вчера два беженца в кабаке. Ребята хорошие, деревенские, тихие. Только уселись – входит солидный такой господин, одет чисто, по-городскому, и вид городской. Штирбу к нему. Поговорили они и к нашему столу подходят. Я очень удивился, откуда у них такой знакомый. Оказалось, на той стороне еще познакомились, заготовителем вроде работал в Тирасполе. Сидим выпиваем на шар-мачка. Он за все заплатил. Видать, при деньгах. Слово за слово, начал я его потихоньку щупать. Говорит, из Херсона сам, отца, коммерсанта, посадили, а ему удалось перейти на эту сторону. Коммерсант. Живет в Югославии. И сюда прибыл по своим торговым делам. Что-то мне не нравится этот коммерсант, Никита Петрович. – Чаркел снова приложился к стакану.

– А фамилию этого коммерсанта и где он остановился, небось, не узнал?

– Обижаете, господин есаул. – Чаркел сделал вид, что в самом деле обиделся.

– Стратулат его фамилия, остановился в центральной гостинице. При деньгах, – еще раз с нескрываемой завистью сказал он. – Нутром чую, не тот, за которого себя выдает. Сам вроде русский, а фамилия у него какая-то…

Казей, слушавший сначала болтовню Чаркела вполуха, теперьловил каждое слово. В самом деле. Откуда и почему взялся этот бывший русский со странной фамилией там, где живут беженцы? И эта странная встреча с двумя из них в кабаке? Откуда простые крестьянские парни могли знать, причем близко, этого коммерсанта?

– Ты кому-нибудь о нем говорил? Из наших или из сигуранцы?

– Никому, Никита Петрович, не успел. А что? – тревожно спросил Чаркел.

– Нет, ничего, все правильно. Ты пока о нем никому не говори. Я сам займусь этим человеком.

Он немножко помолчал, принимая решение.