От Терека до Карпат

– Народ портится, вот что меня беспокоит, – отвечал атаман. – И у нас слишком много любопытных и недоброжелателей. Слышу я и тут нелепые шепотки. Некоторых охватывает странное равнодушие: эта катавасия, мол, долгая, теперь уже любой конец был бы хорош! О, люди, люди.

– Слава героям-терцам! – провозгласил кто-то тост.

– Ваше здоровье, казаки! – поддержал его атаман. – Господи – проговорил он, – не оставь казачество, прикрой нас своей десницей.

И стал вспоминать, куда только его самого не гонял с родного Терека воинский долг. Сколько потер конских седел, пожил в казенных домах, покозырял начальству.

Затем атаман рассказал Никите, что казаки-старики, участники русско-турецкой и японской войн, на свои пожертвования приобрели для церкви икону Св. великомученика Георгия Победоносца и отслужили молебен и панихиду по убиенным на поле брани. А на сходе казаков отдела все, позабыв горе и невзгоды войны, выразили желание идти и теперь по царскому зову на поле битвы.

Горячая кровь ударила в голову Никите. Заколотило в висках от полубезумной мысли, как бывало в конной атаке, в рубке, когда человеком владеет смесь отваги и помрачения.

– Но за что такие потери, – с горечью произнес Никита и стал рассказывать о положении на фронте.

3

Отчего и почему пошла война, народ, конечно, не знал, но слухов было много.

– Князья дерутся, а у нукеров головы летят, – говорили между собой горцы. – Цари, кайзеры и герцоги ссорятся, а народ за это кровью расплачивается.

Старики в аулах так рассказывали о причинах разгоревшейся войны. Война между Россией и Германией началась из-за русской царицы. Германский император будто бы пригласил в гости своего кунака – русского царя с женой. По этому случаю, как это заведено у государей, закатили пир с музыкой и танцами. Вино лилось рекой, а сотни слуг едва успевали подавать к столу разные яства. Когда все были во хмелю, пьяный сластолюбивый германский царь, разгоряченный вином и близким соседством русской царицы, ущипнул ее за недозволенное место. Русский генерал, заметив эту непристойную выходку германского императора, встал на защиту чести своего государя. Он не побоялся, что находится на чужой земле, смело подошел к германскому царю и на виду у всех влепил ему оплеуху. Германский генерал в свою очередь тоже не стерпел такого оскорбления и стукнул русского генерала. Вслед за генералами вступили в драку русские и германские солдаты, охранявшие своих царей во время пира. Драка эта выросла в большую войну. Война – это, конечно, не пьяная свалка на пиру.

Тут вместо кулаков пошли в ход сабли, винтовки, пулеметы и пушки.

– Вот так и началась эта заваруха, – сокрушенно качая головой, заканчивал какой-либо горец разговор на базаре.

Хотя эта история, выдуманная кем-то от начала до конца, ничего общего не имела с причинами возникновения войны и напоминала собой наивную сказку, слушавшие верили в нее, как, впрочем, и во многие другие небылицы.

– Проклятые правители, – в сердцах говорили слушавшие, – едят, пьют и худа не знают. Их бы заставить работать до семи потов за кусок хлеба, тогда не стали бы с жиру беситься.

Среди казаков шли разговоры посерьезней.

– Это немчура захотела наших территорий, – говорили старики.

– Они и турок снова подняли на нас. И как России не везет?

– Побьем… И немцев, и турок, били не раз супостатов, – раздалось сразу несколько голосов.

– Побьем-то побьем, а сколько наших хлопцев заберет эта война, – сказал старый казак Дзюба.

В это время в хату зашел Семен Широкоступ, пришедший тоже на днях с фронта, по ранению, Поздоровался.

Небритое лицо Семена с малиновым шрамом расплылось в улыбке, а потом как окаменело.

– Там каждый день гибнут тысячи здоровых людей, а туда гонят все новых и новых, – грустно сказал он.

Из его глаз брызнула слеза. Она на мгновение задержалась на бороде светлой дождевой капелькой, упав на георгиевский крест, расплылась на нем.

– Мы думали, что ты в Петрограде служишь. А ты, дай Бог тебе многие лета, оказывается, уже и повоевать успел, – хитро прищурившись, с теплыми нотками в голосе произнес кто-то из гостей Никиты.

– Пришлось, пришлось, – с горькой усмешкой сказал Семен.

С первой же встречи с Семеном казаки не переставали удивляться: за что на груди у их земляка-станичника висит этот крест? Но считали неприличным спрашивать его об этом. Не распространялся об этом и сам Семен.

Но сейчас, замечая неторопливые и недоуменные взгляды собравшихся казаков, которые они то и дело бросали на его крест, понимающе улыбнулся:

– Это боевая награда, называется она – георгиевский крест, старики знают, – объяснил он Никитину сыну и, оглядев всех, с гордыми нотками в голосе добавил: – Получил я его из рук самого царя.

Присутствующие от удивления так и застыли, а у стариков-казаков – Дзюбы и Первакова – от этого известия точно что-то застряло в горле и они не могли проглотить. Поднеся сухой, морщинистый кулак ко рту, Дзюба даже несколько раз с усилием кашлянул, чтобы освободить горло, но, кажется, безуспешно.

Видя удивление и замешательство станичников, Семен дружески улыбнулся им.