От царской Скифии к Святой Руси

Удивительно то, что, например, немцы в своей истории прошли долгий путь до осознания своего единства только в XIX веке, долго оставаясь баварцами, пруссаками, саксонцами. Французы осознали свое национальное единство незадолго до кровавой революции конца XVIII века, долго оставаясь бургундцами, гасконцами, аквитанцами. И только славянорусский этнос в Европе с глубокой древности заявляет о себе как о едином русском народе, совершенно игнорируя свои племенные границы, которые, впрочем, быстро стираются. Уже в «Слове о Законе и Благодати» митрополита Иллариона в XI веке наш народ заявляет о себе устами великого духовного подвижника как о едином русском народе.

Речь идет о середине XI века и о письменной традиции, которая фиксирует исторические реалии много времени спустя их начального бытия. И только в XX веке, тысячу лет спустя, народ русский на глазах у только что осознавших свое национальное единство немцев, французов, итальянцев начинает разваливаться на украинцев, белорусов и великорусов. И эти три территориальные общности в свою очередь начинают дробиться: на галичан, русинов и просто украинцев — первые; на полещуков, чернорусов и остальных белорусов — вторые; на казаков и прочих русских — третьи. Этот антиисторический процесс должен быть остановлен, пока русский народ не превратится в жалкие и смешные этнические лохмотья.

Конечно, быть великим народом — это тяжелое историческое бремя. Многие не способны выдержать напряжения духовно-нравственных и физических сил от великих трудов и капитулируют коллективно и индивидуально. Коллективно капитулируют этнографические группы в надежде спрятаться от холодных ветров и от вызова истории в картонных этнических домиках самостийного украинства, казачества, литвинства, впадая в идиотический местечковый национализм, напоминающий желание шлюхи отдаться новому «господину» в платье понарядней. Коллективно капитулирует аристократия, впадая в западнический космополитизм и прячась от исполнения исторического послушания в масонских ложах. Индивидуально капитулируют люди, желающие вмиг отказаться от непомерной ноши имперского строительства и от тяжелейшей исторической миссии — быть оплотом Христовой Веры перед лицом всемирной апостасии. Индивидуально же капитулируют и те, кто отпадает от веры великого народа в неоязычество, пытаясь спрятаться в «утробу истории», по верному замечанию современного православного мыслителя М. В. Назарова.

Отрадным является только то, что в основной массе нашего населения сохранился устойчивый стереотип этнобиологической самоидентификации, идущей с глубокой древности. Русский человек в качестве стереотипа национального самовосприятия говорит о других и, в частности, о себе, что он истинный русак, если он светловолосый (шатен) богатырь; истинная русачка — если это светловолосая (русоволосая) голубоглазая красавица; называет русачками своих белокурых детишек. Не случайно на бытовом уровне русский человек с темными волосами непременно получает кличку «цыган», что свидетельствует о сохранности этно-биологического восприятия темноволосых и темноглазых людей если не как чужаков, то не совсем своих, не родичей. Этот этнобиологический аспект самовосприятия изрядно размыт в среде украинцев, где эталоном красоты становятся южные, темноокрашенные типы.

Особое значение в сохранности этноса является его вера. С переменой веры зачастую меняется или вовсе исчезает и этнос. Почему же этого не произошло в тот момент, когда уже единый в своем мироощущении и самовосприятии, но еще языческий русский народ, раздробленный на крупные племенные объединения, принял христианскую веру?

То, что славянские племена Русской равнины уже в языческие времена сознавали свое единство, доказывает тот факт, что крещение восточных славян князем Владимиром и его сыновьями проходило именно в границах восточного славянства, хотя термин этот исключительно кабинетный. Между дреговичами Белоруссии и мазовшанами Польши в X веке было не больше различий в языке и материальной культуре, чем между первыми и новгородскими словенами. И все же христианизация остановилась на определенных границах политического образования Рюриковичей.

Но только ли границы Древней Руси положили предел христианизации восточных славян нашими князьями или сама граница древнейшего государства четко обозначила еще более древние границы русских славян, отличных от ляшских? Наверное, верно последнее, тем более что и ляхи, и русы с древнейших времен ощущали границу между собой очень четко. Возможно, граница эта проходила там, где славянские племена ляшского корня имели уже отличный духовно-психологический строй национальной жизни.