От убийства на волосок

Харвей, как догадывался Джастин, занимался различными аферами помимо дельца, которое вершилось в маленькой типографии на Амстердам авеню. Некоторые такого рода предприятия вынуждали Прентиса отлучаться из города, особенно по субботам и воскресеньям. В ту субботу, когда Харвея убили, Джастин так и не понял, что реально произошло. Просто Прентис уехал и не вернулся. О, Джастин понимал, что Харвея убили, понимал это хорошо. Ведь полиция нашла тело с тремя пулевыми отверстиями в груди. Труп был обнаружен в самом дорогом номере самого фешенебельного отеля в Олбэни. Словно сам Харвей Прентис выбрал это место, где должно лежать его мертвое тело.

Джастин реально знал только одно: накануне убийства Харвея, вечером, за несколько часов до того, как газеты сообщили о случившемся, в типографии раздался продолжительный телефонный звонок.

Дин снял трубку и услышал голос Харвея. Как обычно, этот голос звучал уверенно и весело. Но Харвей сказал:

— Джастин? Уничтожь пластины, бумагу, все. Немедленно. Я объясню, когда мы увидимся.

Прентис подождал, когда Дин ответил:

— Разумеется, Харвей.

— До скорого, дружище, — отозвался Прентис и повесил трубку.

Джастин быстро уложил в чемодан пластины, бумагу и пять тысяч долларов, только что изготовленных. Пластины он завернул отдельно. Затем Дин вышел на улицу.

Он предусмотрительно избавился от бумаги, фальшивых денег и пластин. Деньги завернул в бумагу и сжег все в инсенераторе большого отеля, где зарегистрировался под чужим именем, и где он и Харвей никогда не останавливались.

Металлические пластины сгореть, естественно, не могли. Поэтому Джастин отправился на пароме к Стейтен Айленду и где-то посредине бухты, стоя на палубе, незаметно выбросил завернутые в тряпку пластины за борт.

Затем, сделав все, что ему велел Харвей, причем, продуманно и хорошо, Джастин вернулся в отель, то-есть в тот отель, где он постоянно проживал, а не в тот, где он сжег бумагу и деньги. От усталости он свалился в кровать и уснул.

Утром Джастин прочитал в газетах об убийстве Харвея, и это потрясло его. Это показалось невозможным. Он не мог поверить. Он воспринял это как розыгрыш, который кто-то специально утроил для него. Воспринял как скверную шутку. Джастин знал, Харвей, несомненно, сможет вернуться к нему. И он оказался прав. Харвей действительно вернулся. Но это случилось позже. На болоте.

Как бы то ни было, Джастин хотел быть в курсе событий. Он взял билет на ближайший поезд в Олбэни и, вероятно, находился в этом поезде, когда полицейские явились в отель. Там же, наверное, они разузнали, что по телефону заказан билет на поезд, и поэтому уже ждали его у вагона на станции назначения.

Они доставили его в участок, и там очень долго продержали. Они не могли обвинить его в убийстве Харвея, поскольку было доподлинно известно, что он находился в Нью-Йорке в то время, когда Харвей был убит в Олбэни. Но они каким-то образом уже знали, что Харвей и он являлись совладельцами маленькой типографии на Амстердам-стрит. И предполагали, что он может навести их на тех, кто убил Харвея. Их также очень интересовало, не занимались ли Харвей и Джастин изготовлением фальшивых купюр. Это интересовало полицейских даже больше, чем само убийство. День за днем, днем и ночью они допрашивали Джастина Дина, задавали ему одни и те же вопросы, на которые тот не отвечал. Потому что не мог. Харвей этого не разрешал. Они не давали спать. И прежде всего хотели узнать, где находятся пластины.

Он почти хотел им сообщить, что пластины находятся в безопасном месте, куда никто и никогда не сможет добраться. Но не мог рассказать об этом, потому что это означало признаться в том, что он и Харвей занимались изготовлением фальшивых денег. Кроме того, он был уверен, что Харвей это бы не одобрил. Так ничего и не сказал полицейским.

Они обыскали типографию на Амстердам-стрит, но так и не обнаружили никаких улик. У них не было оснований содержать Джастина Дина под стражей, но он ничего не знал об этом.

И у него не было адвоката.

Все это время он хотел увидеть Харвея, однако полицейские не позволяли. Потом до них дошло, что, в сущности, он не верит в смерть Харвея. Они отвезли его в морг, показали мертвеца и сказали, что мертвец и есть Харвей. Джастин признал, что, возможно, это и так, хотя мертвый Харвей отличался от живого. Мертвый, он не выглядел таким великолепным. И Джастин, посмотрев на мертвеца, подумал, что перед ним Харвей. Но, подумав, все-таки не поверил в смерть Харвея.

После посещения морга он впал в оцепенение и не говорил ни слова, хотя полицейские держали его без сна на протяжении нескольких дней, направляя свет мощной электрической лампы прямо в глаза. Они не били дубинками или резиновыми шлангами, хотя почти беспрерывно хлестали ладонями по лицу, чтобы он не заснул. Через какое-то время Джастин перестал ориентироваться в окружающей обстановке и уже не мог отвечать на вопросы, даже если бы он захотел.