– Здравия желаем, товарищ маршал.
– Что там у вас?
– Последние изменения дислокации войск союзников: они сосредоточили бронетанковую дивизию в районе города Пейн, движутся по шоссе на Оснабрюк узким фронтом шириной около шести километров. Поддержки справа и слева не имеют. Похоже, что за фланги не беспокоятся.
– Понятно. Решили войти в Берлин и взять его силами одной дивизии. Забавно! Пришёл приказ, из Москвы, запрещающий нам вести наблюдение за союзниками. Попытки перехватить вас были?
– Одна попытка была, в бой мы не вступали, отошли, согласно вашим указаниям.
– Вот и правильно. Организуешь ночные полёты в том направлении. Днем зону разделения не нарушать. Снимать вбок можете?
– Так точно.
– Вот Эльба, за неё не заходить. Давно капитаните?
– С февраля 44-го, товарищ маршал.
– Благодарю за службу, товарищи майоры! Нужны подробные снимки Берлина и полосы наступления нашего фронта. Приступайте. Свободны!
– Служу Советскому Союзу.
Вот и весь разговор, за ним стояло приказание преодолеть ПВО Берлина днём. Погода позволила сделать это шесть раз, в остальные дни облачность не давала работать. 4 апреля был взят Данциг, и четыре армии нашего фронта срочно перебрасывались к Одеру. 16 апреля ударили все фронты. Трое суток 65-я армия Батова форсировала Одер и закреплялась на левом берегу, захватив небольшой клочок земли размером в 6 километров. 70-я армия Попова на Центральном участке тоже сумела захватить небольшой плацдарм, на левом фланге, ближе к Берлину, 49-я армия закрепиться на левом берегу не смогла. Рокоссовский сделал рокировку: он переправил армию Гришина по переправам Попова и ударил во фланг обороняющихся немцев, лишь после этого были обеспечены переправы на левом фланге. 26-го пал Штеттин, в прорыв ввели части 2-й ударной армии и три танковых корпуса. Мы вели разведку в их интересах до самого конца войны. Крайний вылет у меня состоялся 8 мая в район Мекленбургской бухты. Мы шли на малой высоте, немецкая авиация в небе отсутствовала. Неожиданно увидели группу «фоккеров», идущих над морем, доложили о них, нам приказали их атаковать, связать боем и ждать подкрепления, которое взлетает из Грейфсвальда. «Фоккера» бой не приняли, рассыпались, прижались к воде и спешили на запад, видимо, у них было мало топлива, поэтому они даже не форсировали двигатели. Я поджёг один из них, он упал в воду, ещё один был сбит Гареевым. Когда пристроился к ещё одному, тот открыл фонарь и помахал белой тряпкой. Сделал вираж и пошёл к Штральзунду. Я пошёл сзади от него. В Штральзунде он сел на уже захваченный аэродром. Мы покрутились над аэродромом и видели, как из одноместного «фоккера» вылезло три человека. Много лет спустя я разговаривал с лётчиком ННА, который управлял этим самолётом. Они вылетели из Курляндии, сняли вооружение на аэродроме и взяли с собой «безлошадных» и техников. Летели сдаться союзникам.
– Не жалеешь, что я тебя тогда «посадил»?
– Нет, уже давно нет. Мой техник так и служит вместе со мной, а Гюнтер, тот ушёл на запад. Где он сейчас, и жив ли он, я не знаю, – ответил немецкий полковник.
А тогда, 8 мая 45-го, я приземлился в Гюстрове, и нас потащили в домик, где был организован богатый стол в столовой. Здесь базировались немецкие истребители, прикрывавшие Росток, большое количество «мессершмиттов» и «фоккеров» и сейчас находится на лётном поле. Немцы их бросили, так как бензохранилище было разбомблено. Но в офицерской столовой было большое количество продуктов и выпивки. Жалко, что у Светланы закончилась практика, так не хватает её сейчас. Окна открыты, кто-то постоянно ставит патефон, но в комнате накурено, поэтому я вышел в коридор. Вслед за мной вышел и Коля. Он достал «Казбек», но не закурил.
– Что хмуришься, командир?
– Да, накурили, просто не продохнуть, хоть и окна открыты. А так, думаю, чем заниматься будем после войны…
– Самолётами, командир.
– Не получится, наверное…
– Получится, вот, прочти. – Он достал из кармана коричневый конверт. Обычно в конвертах простые письма не ходили, приходили просто треугольники. – Официальный запрос придёт после окончания войны. Нас с тобой переводят в Чкаловское, только местами поменяемся. Я буду командиром эскадрильи, а ты моим заместителем, пока. НИИ ВВС будет ходатайствовать о направлении тебя в Академию Жуковского. Вопрос уже решён. Головачёва помнишь, Костя?
– Да, помню.
– А ты документацию по «Кинг-Кобре-Р» внимательно читал?
– Да нет, не очень, так, пробежался по внесённым изменениям.
– Пошли! – и он потянул меня на этаж ниже в учебный класс. Достал описание, открыл последнюю страницу, там были перечислен коллектив разработчиков модификации, в том числе значилась моя фамилия и фамилия Силантьева.