Любопытно, существует ли таинственная Лауренсия на самом деле? Гоганы все делают на совесть, когда они с сюзереном шли «смотреть» лошадей, им показывали лошадей. Когда они играли в кости, они таки играли, теперь его вызвали на свидание… И свидание оказалось самым настоящим, а женщина очень красивой – белые волосы, зеленые глаза, очень светлая кожа. Кто она? Откуда? Неважно! Красавица ждала Робера Эпинэ, и талигоец постарался ее не разочаровать. Удалось это или нет, Иноходец так и не понял. Лауренсия была слишком умелой, чтобы сказать наверняка, но Робер был ей благодарен. В том числе и за то, что она молчала.
Лауренсия улыбнулась и встала. Робер лениво следил за тем, как женщина зажигает свечи и наливает вино. Сколько ей лет? Где родилась? Любила ли кого-нибудь? Да какое это имеет значение… Красавица подала бокал, наполненный лучшим кэналлийским, и Эпинэ вспомнил о «франимском виноторговце». Пахнущее холодом вино было старше и Мэллит, и Ворона, и Матильды. Пошедший на «девичьи слезы» виноград вызрел еще при деде Рокэ.
Где-то что-то скрипнуло, и в спальню вошел достославный из достославных… Гоган мельком глянул на полуобнаженную женщину – так глядят на вещь, впрочем, нужную и дорогую.
– Блистательный начал ночь с радости, пусть она длится вечно…
С радости? Пожалуй что и так. Лауренсия на несколько минут заставила его позабыть обо всем, но вечного забвения он не хочет!
– Благодарю достославного из достославных.
Разрубленный Змей! Надо же одеться…
– Не стоит надевать одежды раньше утра. Сын моего отца уйдет, и внука твоего деда вновь согреет любовь.
Согреть-то согреет, только на любовь это похоже, как живая лошадь на мертвую. В любом случае говорить с Енниолем в голом виде Робер не собирался. Талигоец торопливо одевался, а гоган сидел у стола, невозмутимый, как изваяние. Он рискует, доверяя куртизанке. Конечно, больше, чем гоганы, ей в Агарисе никто не заплатит, но есть еще и страх, и магия.
Раньше Робер не верил в сказки, но не спорить же с очевидным! И гоганы, и «истинники» могут многое, хотя, возможно, Енниоль спокоен именно поэтому. Гоган перехватил взгляд Робера и покачал головой:
– Мы одни пред глазами Его.
Женщина сощурила глаза и накрутила на палец серебристую прядь. Робер пожал плечами – Енниолю виднее, что и при ком говорить.
– Что погнало правнука Флохова в ночь?
– «Истинники», – выдохнул Робер. – Мне пришлось отдать им браслет М… мммм, под ним ничего не было.
Он рассказал все, умолчав лишь о своей любви, но о ней он не сказал бы даже Создателю. Гоган слушал, слегка наклонившись вперед и перебирая холеную бороду.
– Неисповедима воля Кабиохова, – Енниоль казался задумчивым, но спокойным, – не было средств снять клеймо, но оно снято. Блистательный свободен, это так, но кто его освободил? Первородный? Сила Флохова? Или же отмеченный мышью?
Достославный замолчал, длинные желтоватые пальцы легко поглаживали кончик бороды. Женщина на кровати не шевелилась, свеча догорела, и Робер зажег другую. Огонек показался странно алым, закатное пламя на мгновение залило комнату кровью и погасло. Эпинэ вздрогнул и выронил огниво.
– О чем ты подумал? – голос Енниоля прозвучал как-то странно.
– О закате…
– Иногда вернувшиеся с порога обретают дар предвидения, – гоган не казался ни удивленным, ни испуганным, – если сын моего отца больше не встретит блистательного, он должен призвать на голову его благословение Кабиохово.
– Я благодарен правнукам Кабиоховым…
А ведь они прощаются, хотя все живы и здоровы и нет никакой войны. Во имя Астрапа, что ж такое творится в Агарисе? Что творится во всех Золотых землях?
Холодные капли на лице. Дождь? Откуда? Где она?! Сквозь густые ветки виднелось зеленое предрассветное небо. Мэллит пошевелилась, и на нее обрушился поток холодной воды. Роса! Девушка торопливо вскочила, оцарапавшись о колючки. Барбарисовый пустырь! Как она сюда забралась?
Последним, кого заметила Мэллит, был стройный молодой парень в странном платье. Он не походил ни на призрачное лунное чудовище, которым ее пугали в детстве, ни на грабителя, ни на шпиона. Просто стоял на перекрестке и кого-то ждал. Наверное, пришел на свидание, а его обманули. Она и сама так ждала, до последнего надеясь на то, что любимому удастся вырваться.
Будь это в другом месте, Мэллит спокойно бы пробежала мимо, но случайный прохожий от скуки мог за ней проследить. Все гоганские жилища имеют тайный выход, и нет преступления перед семьей страшнее, чем выдать его чужакам. Первородный несколько раз спрашивал, как ей удается покидать дом, но она не открыла тайны даже ему.
Девушка кое-как привела в порядок одежду. Какая она глупая и что это на нее нашло! Наверное, она заболела. Еще рано – в доме все спят, если поторопиться, она проберется к себе и ее никто не заметит. На улицах пусто, ночные сторожа и гуляки уже ушли, торговцы еще не проснулись. Мэллит несколько раз вздохнула полной грудью. Боли не было, только какая-то тяжесть, тяжесть и холод, но это от росы. Одежда отсырела, вот и все.