– Им отрубили головы и бросили к ногам Ворона… Лис отрубил, – рука Иноходца сжала ножку бокала так, что костяшки пальцев побелели. – Там был Дик Окделл, сын Эгмонта… Он – оруженосец Алвы.
– Это он тебе помог?
– Помог встать. Когда меня швырнули лицом о камень. Меня спас Ворон.
– Ворон?!
– Да… Долго рассказывать, но он прикончил Адгемара, а меня отпустил. Коня дал, денег… А я взял! У человека, который… – Робер залпом осушил бокал. – Всего не расскажешь… Беда в том, что я не знаю, кто прав! То, что творил Ворон, чудовищно, но он спасал Талиг, а мы что делали?!
Принцесса промолчала. Все было очень плохо, а всего хуже то, что благоденствие Талига и жизнь Альдо были несовместимы.
– Матильда, – Эпинэ схватил женщину за руку, – что мы делаем? Зачем?!
– Бедный… – Принцесса порывисто прижала Робера к себе и поцеловала в лоб. Хорошо, что ей за шестьдесят, лет пятнадцать назад материнским поцелуем не обошлось бы… Хотя почему хорошо? Плохо! Ее жизнь кончена, но Альдо и Робер должны жить и быть счастливы. Легко сказать…
– Меня проводили до гайифской границы, – Робер опустился в кресло, – Алва отпускал со мной молодого Окделла, тот не поехал. По-моему, он влюблен.
– Погоди, – Матильда выпила еще, – я уже ничего не понимаю.
– Я тоже.
– Клемент-то где?
Какая она дура! Если он потерял коня, то что говорить о ручной зверушке.
– В гостинице. – Робер изо всех сил пытался улыбнуться. – Представь себе, я его отыскал в Равиате, в сумке. Не желает вылезать.
– Он что, все время с тобой был?
– Нет, я уж думал, мы друг для друга потеряны, – Робер махнул рукой и нечаянно смахнул со стола корзинку с зимним виноградом. Захмелел, и хорошо!
– Как же ты его нашел?
А не все ли равно, главное, что нашел. Когда что-то потеряешь, а потом найдешь, это хорошая примета… Она потеряла Иноходца, а теперь он нашелся, хоть что-то доброе в этой пакостной жизни.
– Его Крысейшество ждал меня там, где я его оставил. – Иноходец был явно горд своим питомцем. – Прямо чудо какое-то! Его приютил мой хозяин. Кагеты – славные люди, хотя сначала я думал, с ума с ними сойду. Столько не едят, не пьют и не кричат! А как Мупа?
– Мупа… – Матильда поняла, что опьянела окончательно и бесповоротно. – Твою кавалерию! Пока ты таскался по Кагете, Мупу отравили… Вместо нас… Нас всех тут угробят, если мы… Не укусим первыми… А чем нам кусаться?!
– Бедная Мупа, – Робер поднес руку Матильды к губам.
– Она… – принцесса совершенно неизящно шмыгнула носом, – слопала пирог… Именинный.
– Тот самый? Со сливками?
– Да… Робер, как же славно, что ты вернулся! Я тебя больше никуда не пущу. Слышишь?
– Матильда, – последний из Эпинэ покачал головой, – нам все равно придется куда-то идти, а вам нас провожать. Но сегодня я с вашего разрешения останусь здесь.
– Попробовал ты бы уйти, – заявила Матильда, – я б тебя своими руками придушила!
Цок-цок-цок-цок…. Цок-цок-цок-цок… Лошадь. Лошадь цокает по булыжникам, и как громко…
Робер с трудом разлепил глаза. Это ж сколько они с Матильдой вчера, то есть сегодня, выпили? Лошадь цокала под окнами, она никуда не торопилась, и у нее голова не болела. А еще говорят, пьет, как лошадь. Лошади пьют воду, а не вино, и правильно делают. Но какая холодина, словно в каком-нибудь Надоре… Окно, что ли, открыто? Иноходец прекрасно помнил и эту спальню, и это окно. Когда был ветер, в него стучался старый каштан, сквозь ветви которого виднелись черепичные крыши и купол церкви Святого Пьетро.
Раньше стены были обиты выцветшим цветастым щелком, теперь Матильда сменила его на малиновый, да и кровать больше не скрипела при каждом движении. Робер кое-как поднялся, сразу стало еще тошнее, но окно нужно было закрыть. Что-то не то с этой лошадью, хромая, что ли, и тащится, как с перепою. Или ему сегодня все пьяными кажутся?
Разрубленный Змей, ему холодно потому, что он сдуру разделся. В Сагранне он спал одетым, но там была война, а тут что? И вообще он не вернулся в «Стрижа», Клемент наверняка волнуется… Пожрал он наконец или все еще нос воротит? Нет, какого демона он разделся, да еще в чужом доме? Бред! А окно и впрямь открыто… Он, наверное, спьяну решил, что его занесло в Багряные земли или, самое малое, в Кэналлоа, вот и распахнул окно, а занавеси зачем-то опустил. Каких только глупостей спьяну не сотворишь… стрезву, к слову сказать, тоже. Хотя «стрезву» вроде не говорят… а, пошло оно все к закатным кошкам!
Робер отдернул тяжелую, расшитую глупыми красными птицами штору, решив поскорее покончить с неприятным делом и нырнуть в согретую постель. Лошадь цокала под самым окном, и талигоец невольно глянул на залитую зеленоватым лунным светом пустую улицу, по которой не спеша удалялся одинокий всадник на упитанной пегой кобыле. Наездник был в шляпе с пером и плаще, а за спиной у него задом наперед сидела толстая девочка лет семи в ночной рубашке с короткими рукавчиками и кружевном чепчике. Робер вцепился пальцами в раму, не в силах оторвать взгляда от медленно удаляющейся лошади.