От войны до войны

Настроившись на философский лад, Матильда налила себе еще, но выпить помешал Клемент. Непостижимым образом выбираясь из комнаты Робера, Его Крысейшество являл свое присутствие там, где можно было что-нибудь съесть. Матильда хмыкнула, вытащила из плетеной шкатулки миндальное печенье и хотела положить на край стола, но передумала и обмакнула в касеру. Крыс ловко взобрался по скатерти наверх и принялся обнюхивать подношение. Печенье было мокрым и подозрительным, Клемент попятился, чихнул, почистил усы и с сомнением посмотрел на странное угощение.

– Твою кавалерию! – Принцесса ополовинила стакан. – Еще чихает… А ну, лопай давай!

Крыс двинулся вперед, усиленно дергая носом. На его морде явно читалось подозрение.

– От касеры еще никто не сдох, – заверила Матильда, – по крайней мере сразу. И вообще ты мужчина или кто?

Клемент был мужчиной, он сделал последний шаг, еще разок обнюхал печенье и принялся за дело.

– Так-то вот. Твое здоровье, хвостатый. – Принцесса подняла бокал, из которого, говоря по чести, следовало пить вино, но какой смысл хлебать из наперстков, все равно выпьешь столько, сколько выпьешь?!

Клемент угощался, а Матильда пила, глядя на валявшееся на столе письмо.

За неимением другого собеседника вдовствующая принцесса решила поговорить с крысом. Эх, была бы жива Мупа… Альдо предлагает купить дайтского щенка, но она еще не готова.

– Ну и что будем делать? Поедем или как?

Крыс повернулся на голос и снова чихнул.

– Говоришь, поедем? – Принцесса вытащила еще одно печенье, искупала в бокале и протянула Клементу. – И я так думаю. Гнусное место этот Агарис, сколько можно здесь сидеть? Альберт – дрянь, ну и Леворукий с ним, зато я тебе такие елки покажу… Закачаешься!

Клемент уже качался, однако мужественно доплелся до второго печенья и вгрызся в пропитанное касерой миндальное сердце.

– Уважаю! – заверила крыса Матильда. – Все, решено! Едем домой! Твою кавалерию, – женщина запустила пустым бокалом в дверь, – сорок шесть лет! Сорок шесть лет я торчала в этой умоленной дыре! Хватит!!!

– Это ты в меня? – вошедший Альдо с удивлением уставился на осколки. – Ты меня с Хогбердом спутала?

– Не в тебя, – заверила принцесса, – присоединяйся. Мы едем домой!

– Как? – не понял внук. – Там же Оллары.

– Там мой братец, – Матильда скривилась, – а он гаже всех Олларов мира… Но там хотя бы свечками не воняет. Я, между прочим, дочь и сестра алатских герцогов, твою кавалерию! И мое место в Алате!

Внук, ничего не понимая, уставился на бабушку. Клемент покончил со вторым печеньем и зигзагами направился к плетенке с лакомством. Альдо вытащил коржик и сунул крысу под нос, тот обнюхал, сел, а вернее, плюхнулся на задние лапы и возмущенно заверещал.

– Касеры хочет, – сообщила вдовствующая принцесса, – и то сказать, сухая корка рот дерет.

– Робер тебя за своего зверя убьет, – предупредил внук, предпринимая еще одну попытку угостить Клемента сухим печеньем. Возмущенный крыс щелкнул зубами, Альдо засмеялся и налил себе полный бокал:

– За что пьем?

– За все хорошее, – Матильда махнула бокалом в сторону Клемента, – и за всех хороших, хвостатых и бесхвостых…

Робер ничего не помнит, и хорошо. Она бы сквозь землю провалилась, если бы Иноходец принялся оправдываться и просить прощения… Твою кавалерию, да она была счастлива в последний раз в своей жизни… Ей нужен был кто-то вроде Робера, а она польстилась на несчастненького изгнанника с голубыми глазками. Дура! Внук разлил касеру и улыбнулся. Знал бы он, что в голове у бабки…

– Ты чего-то хотел?

– Пришел Хогберд, жаждет рассказать что-то душераздирающее.

– Гони его к кошкам, – припечатала Матильда, – сегодня я его не выдержу. Сначала братец Альберт, потом этот боров…

– Сегодня ты никого не выдержишь, кроме меня, – вздохнул внук, – ладно, пошел гнать…

– Возвращайся живее, – велела бабушка, – выпьем…

3

Снова тусклое золотое мерцание, запах курений, мерцающая пирамида. Робер надеялся, что приведут Мэллит, но в чертоге ары их было двое – талигойский маркиз и старейшина гоганской общины. Иноходец со странным чувством смотрел на блестящую поверхность. Ара хранила кинжал, на котором смешалась кровь Мэллит и Альдо, разбудив прошлое, а что спит в его крови? Память Флоха? Бред!

– Блистательный не увидит тех, кто ушел, – гоган говорил шепотом, – он лишь разбудит то, что было завещано. Он стоит на пороге и может вернуться, а может сделать шаг, и нигде не сказано, что есть дорога назад.

– Я решил! – Если Робер и был невежлив, то лишь потому, что боялся сам себя, вернее, своего страха. Если он не сделает этого сейчас, не сделает никогда.

– Опустись на колена и протяни руки вперед, – произнес гоган, – ладони должны быть раскрыты, а веки смежены.