– Да, я слышал, – живо откликнулся ургот, – полагаю, герцог Алва в очередной раз доказал свою непобедимость.
– И весьма недвусмысленно, – сухо заметил кардинал, – все его противники убиты. Вероятно, Его Величеству придется возобновить эдикт о запрете дуэлей.
– Прискорбно, – покачал головой Жоан Габайру, – однако новый подвиг Первого маршала Талига позволяет мне перейти к причине, по которой я просил о встрече.
– Надеюсь, никто из ваших соотечественников не собирается вызвать герцога Алву?
– О нет, – посол мелодично рассмеялся, – мы, урготы, люди осторожные и отдаем себе отчет в собственных возможностях. Дело в том, что последствия побед Рокэ Алвы на юго-востоке дали о себе знать на юго-западе. Кагета, как известно, разорвала союз с Гайифой и закрыла для кораблей империи свои порты.
– Кагета – самостоятельное государство.
– Не спорю. Однако павлин и носители его хвоста вознамерились компенсировать убытки за счет Ургота и Фельпа. Мой герцог располагает сведениями, что бордонские дожи готовятся к войне.
– Сколь эти сведения достоверны?
– Уверяю вас, они проистекают из абсолютно надежного источника.
Надо полагать. Фома никогда не обратится за помощью без крайней на то необходимости. Странная ситуация, одновременно очень хорошая и очень плохая. Хорошая, потому что Ургот и Фельп сбросят цены. Плохая, потому что они не смогут ничего продать. Нет ничего проще, чем блокировать урготские порты, а Фельпский залив и вовсе готовая ловушка. И еще очень и очень плохо, что кардинал Сильвестр узнает такие новости от иноземных послов… Бордонский прознатчик клялся, что дожи затевают поход против морисских корсаров. Ошибся или перекуплен?
– Что ж, у меня нет никаких оснований не доверять вашим сведениям, но я не верю, что Бордон действует один.
– С точки зрения Золотого Договора – один. Дожи намерены в ближайшее время заявить Урготу и Фельпу свои претензии, прошу заметить, совершенно неправомочные, и начать морскую блокаду. К сожалению, у Бордона сильный галерный флот, что с учетом раннеосенних штилей дает заметное преимущество над зависимыми от ветров парусными судами.
– Однако Бордон не располагает сколько-нибудь значительной сухопутной армией.
– Это так, но в его распоряжении будет гайифская армия, формально имеющая статус наемной. Ваше Высокопреосвященство, мой герцог уполномочил меня передать Его Величеству Фердинанду некие предложения…
«Передать Фердинанду» – очаровательная формулировка…
– Безусловно, Его Величество обо всем узнает немедленно.
Узнает, когда понадобится его подпись, и ни минутой раньше. Фердинанд в последнее время стал проявлять никому не нужный интерес к государственным делам.
– Мой герцог готов возместить пострадавшим во время беспорядков иностранным негоциантам их убытки, – посол больше не улыбался, – и поставить в Талиг нужное количество зерна. В ответ мы просим защитить герцогство Ургот и дружественный ему Фельп от бордонских посягательств.
Учитывая, что в настоящей момент угроза королевству исходит только со стороны Дриксен и Гаунау, чей натиск успешно сдерживает маршал фок Варзов, мой герцог просит отпустить в его распоряжение и на его полное обеспечение одну из свободных от участия в военных действиях талигойских армий под командованием Рокэ Алвы и часть флота под командованием адмирала Альмейды. Все издержки мой герцог берет на себя, равно как и ответственность перед Золотыми землями. Мы твердо намерены защищать свои земли и воды, во сколько бы это нам ни обошлось.
Разумеется. Ведь потеря флота и выхода к морю вам обойдется дороже.
– Его Величество Фердинанд в самое ближайшее время рассмотрит это предложение и даст ответ. Я полагаю, он будет положительным, хотя, безусловно, придется дополнительно обсудить ряд мелочей…
Как же быстро забывается плохое, даже не забывается, а куда-то уходит, превращаясь в подобие сна. И чем темнее пережитый ужас, тем зыбче воспоминания. Луиза Арамона знала, что все было на самом деле – убитые на улицах, горящие дома, намалеванная на двери крыса, черноленточники, Арамона на крыше дома. Прошло три недели, а кажется – три года…
Первой пришла в себя мать. Аглая Кредон вновь была самой умной, дальновидной и рачительной, вновь считала семью дураками, а соседей – безмозглым мужичьем. Нацепивший черную ленту булочник был повешен на собственном крыльце, и никакие силы не заставили бы мать понять, что лигиста повесили потому, что у него нашли награбленное, а не потому, что покойник имел наглость угрожать госпоже Кредон. Появление в ее доме Первого маршала Талига мать тоже расценила как признание собственной значимости. Она часами рассуждала о короле, королеве, Первом маршале, кардинале, кансилльере, словно они жили за углом и только и думали, как заслужить одобрение Аглаи Кредон.