От Волыни до Подыни – легендарный Брусиловский

Перечень «трудных» событий, куда входят и многие вехи Первой мировой (особенно, как ни странно – в тылу!), составляется специально для учителей – для подготовки дополнительных материалов, которые позволят педагогам объяснять ученикам суть произошедшего события. Собственно, примерный список «трудностей» уже готов, но вот как трактовать тот или иной исторический факт, внесенный в него, разработчики пока не определились. Декан исторического факультета МГУ Сергей Карпов призывает «не бояться» и преподавать ту точку зрения, которая соответствует геополитическим интересам страны. Многие, особенно либеральные политологи стали возражать: мол, мир переменчив, и геополитические интересы меняются, но, похоже, они просто испугались, что у них отобьют хлеб, главную прерогативу – толковать прошедшие и текущие события как вздумается и пытаться дать прогноз. Однако при оценке грандиозных событий прошлого метод соответствия задачам страны – вполне подходит. Собственно говоря, на этом поле вспыхивают сегодня все идеологические схватки и информационные войны, которые Россия умудряется всё чаще проигрывать.

Французский писатель Этьен Рей, который родился в 1880 году и встретил Первую мировую войну в зрелом возрасте, оставил целое собрание нестареющих афоризмов. Один из них гласит: «Историческая правда состоит из молчания мертвых». Как только ушедшие начинают говорить – закрадывается агрессивное недоверие к их словам. Но кто лучше мог рассказать о Луцком прорыве и наступлении Юго-Западного фронта как не сам Брусилов? Между тем сегодня буквально начинает торжествовать концепция, что историографию прорыва начинали творить весьма заинтересованные люди – в первую очередь сам А.А. Брусилов и его начальник штаба весной-осенью 1916 год – В.Н. Клембовский. Уже, мол, в начале лихих 20-х годов многие исследователи не соглашались с заключениями Брусилова и Клембовского, явно преувеличившими и собственные заслуги, и значение действий руководимых ими войск. А кто с кем в 20-е годы соглашался? Ирония истории заключается в том, что ситуация тех сокрушительных послереволюционных лет повторяется в наше время. Прежде многие события просто замалчивались или трактовались с державных позиций, а прорывавшиеся правдивые факты обосновывались, уточнялись, становились откровениями. Сегодня нет никаких линий обороны, и взвешенные позиции просто сметены мощным орудийным огнём суждений от фонаря, разрушительных ложных посылов и выводов, как оборонительные линии под Луцком или Верденом.

Когда я изучал Московскую битву, снимал бесконечные телесюжеты, делал радиопрограммы, писал статьи и книги о ней, то понял, что – при всём Эльбрусе материалов и свидетельств – главными остаются воспоминания Георгия Жукова, который считал Московскую битву, как и взятие Берлина, самыми памятными и решающими событиями своей жизни. Если брать не частные операция и сражения, а общий ход битвы, то полнее всего об её масштабах могли судить Верховный Главнокомандующий Сталин, начальник Генерального штаба Шапошников, но более всего – генерал армии Жуков. Например, писатель-фронтовик Борис Васильев почему-то в последние годы жизни яростно сталкивал Георгия Жукова и шляхтича Константина Рокоссовского, хотя какой там шляхтич – сын железнодорожника и учительницы из Великих Лук? Но как ни велики заслуги командира 16-ой армии генерала Рокоссовского в спасении Москвы на Волоколамском направлении, он в своих мемуарах не может дать, в отличие от Жукова – всей панорамы грандиозного сражения с фронтом более 1000 км. Юго-Западный фронт генерала Брусилова был в два раза меньше, но масштаб суждений должен соответствовать размаху задач и свершений.

Между тем книга Брусилова «Мои воспоминания», вышедшая в Москве и Ленинграде в 1929 году, выдержала до 1983 года 7 изданий (начиная со второго – в сильно урезанном виде, последний в полном официальном – в «Воениздате»), но и эти мемуары выходили с перерывами. Некоторое недоверие к возвеличенному Брусилову наметилось в 1948 году, когда в Чехословакии обнаружили вторую часть воспоминаний, вывезенную заграницу вдовой генерала. Она содержала весьма нелицеприятные отзывы о советской власти и по предложению министра внутренних дел С.Н. Круглова (хоть этим вошёл в историю!) была засекречена. Тогда же стали изымать из библиотек изданную ранее первую часть. Однако несколько экспертиз того времени и в начале оттепельных 1960-х привели к выводу, что авторство второй части мемуаров принадлежит самой вдове, которая пыталась так заслужить благосклонность эмиграции, отвергавшей Брусилова как предателя белого движения. В Записке отдела административных органов ЦК КПСС от 6 июля 1962 года было указано, что «необоснованное изменение оценки роли Брусилова в истории первой мировой войны (тогда писали с маленькой буквы – А.Б.) произошло в 1948 г. вследствие неправильной информации бывшего МВД СССР».