От Волыни до Подыни – легендарный Брусиловский

Кстати, на другой стороне по Мансуровскому переулку в доме № 9 Булгаков «устроил» особняк Мастера и Маргариты. В реальности здесь жили драматург и журналист Сергей Ермолинский и художник-декоратор Сергей Топленинов, у которых Булгаков часто бывал. Неизвестно, был ли Булгаков позже знаком с супругами Брусиловыми. Вторая жена Михаила Булгакова, Любовь Евгеньевна Белозерская, из рода князей Белозерских, медсестрой участвовала в Брусиловском прорыве и вполне могла быть знакома если не с Брусиловым, то с его супругой. Да и сам Булгаков тоже работал тогда врачом в госпиталях Юго-Западного фронта. Доподлинно известно, что Белозерская ввела мужа в круг «пречистенцев» – старой русской интеллигенции, духовно не принимавших коммунистическую власть, настороженно относившихся к евреям. В этот круг входила и Н.В. Желиховская до своей эмиграции в Чехословакию в 1930 году, после смерти генерала.

Так что Москва скупо память хранит… В доме ныне – посольство воюющей Сирии – весьма символично! Как писал Брусилов: «Во имя моей окровавленной Родины.». Во время пребывания в Виннице кровь ещё не лилась, но и до тихого городка докатывались тревожные волны. Незадолго до начала войны Брусилов жил на курорте в немецком городе Киссингене. Глубоко врезался в его память один вечер: «В тот памятный вечер весь парк и окрестные горы были великолепно убраны флагами, гирляндами, транспарантами. Музыка гремела со всех сторон. Центральная же площадь, окруженная цветниками, была застроена прекрасными декорациями, изображавшими московский Кремль, церкви, стены и башни его. На первом плане Василий Блаженный. Нас это очень удивило и заинтересовало. Но когда начался грандиозный фейерверк с пальбой и ракетами под звуки нескольких оркестров, игравших «Боже, царя храни» и «Коль славен», мы окончательно поразились. Вскоре масса искр и огней с треском, напоминавшим пушечную пальбу, рассыпаясь со всех сторон на центральную площадь парка, подожгла все постройки и сооружения Кремля. Перед нами было зрелище настоящего громадного пожара. Дым, чад, грохот и шум рушившихся стен. Колокольни и кресты церквей накренялись и валились наземь. Все горело под торжественные звуки увертюры Чайковского «1812-й год». Мы были поражены и молчали в недоумении. Но немецкая толпа аплодировала, кричала, вопила от восторга, и неистовству ее не было пределов, когда музыка сразу при падении последней стены над пеплом наших дворцов и церквей, под грохот апофеоза фейерверка, загремела немецкий национальный гимн. «Так вот в чем дело! Вот чего им хочется!» – воскликнула моя жена. Впечатление было сильное. «Но чья возьмет?» – подумалось мне».

Этот вопрос преследовал, вёл вперёд Брусилова все годы приближавшейся грандиозной войны. Прозвучал выстрел в Сараеве, и 1 августа Германия объявила войну России, а через два дня напала на Бельгию и Францию. На следующий день в войну вступила Англия. Войска брусиловской армии выступили к австрийской границе, войдя в состав Юго-Западного фронта, действовавшего в Галиции. Перейдя границу, Брусилов издал приказ, в котором говорилось о необходимости высоко нести честь и достоинство русского солдата и не причинять обид мирному населению. «С мирным населением, – писал Брусилов, – каждый из нас должен обращаться так же, как это было в родной России». Знают ли сегодня об этом галицийские самостийники, которые винят армию Брусилова во всех смертных грехах?

Доходный дом П. В. Лоськова по Мансуровскому переулку, 4

По ночам грохотали по рельсам немецких и австрийских железных дорог воинские эшелоны, приближаясь к восточным, западным и южным рубежам России. По широким шляхам, по проселочным дорогам, поднимая тучи пыли, шла на запад русская пехота, цокали копыта казацких лошадей. Грохотала артиллерия, проносились, неистово ревя сиренами, штабные автомобили, неуклюже ползли грузовики. По железным дорогам шли эшелоны, забивая до отказа пути. Эшелоны, эшелоны, эшелоны… Уже погромыхивали орудия в Восточной Пруссии, с Карпат спускались венгерские войска. Так началась мировая война, которую долго и упорно подготовляла Германия – страна самого агрессивного империализма, по мнению Брусилова: «…Я всю жизнь свою чувствовал и знал, что немецкое правительство и Гогенцоллерны – непримиримейшие и сильнейшие враги моей родины и моего народа, они всегда хотели нас подчинить себе во что бы то ни стало; это и подтвердилось последней всемирной войной. Что б ни расписывал в своих воспоминаниях Вильгельм II… но войну эту начали они, а не мы; все хорошо знают, какая ненависть была у них к нам…».