Германо-австрийское командование ничего не подозревало о готовящемся ударе. Начало операции подробно описано и самим Брусиловым, и во многих книгах. Так представлял его историк-русофил, профессор Владимир Мавродин: «В большом, неуютном кабинете начальника генерального штаба германской армии Фалькенгайна сидел главнокомандующий австро-венгерскими вооруженными силами Конрад-фон-Гетцендорф, только что вернувшийся из поездки по Восточному фронту. Все обстояло, казалось бы, наилучшим образом. Австрийские укрепленные линии были неприступны. Можно было перебросить несколько дивизий на итальянский фронт и довершить военный разгром Италии. «Вы твердо уверены, ваше превосходительство, что вам не грозит никакая опасность со стороны русских?» – спросил Фалькенгайн.
«Я уже сообщал вашему превосходительству, что русские не имеют в Галиции никаких шансов на успех. Они и не готовятся к активным действиям. Только для того, чтобы подвести тяжелую артиллерию, им понадобится не менее четырех-шести недель. Русский медведь любит спать» – с усмешкой ответил Конрад-фон-Гетцендорф.
Небо было чистое, ни облачка. Горизонт был ясен. 22 мая наступал день рождения австрийского эрцгерцога Фердинанда. Накануне вечером в офицерских блиндажах австрийской армии шел кутеж. Пили за эрцгерцога, за дам, за победу, за славу германского и австрийского оружия, за разгром русских. «На восточном фронте без перемен» – сообщали официальные сводки генштабов. И вдруг, «как гром из ясного неба», по выражению Фалькенгайна, грянул знаменитый Брусиловский прорыв».
Занималась заря 22 мая 1916 года. С юго-востока тянул ветерок. В 3 часа утра по направлению к австрийским позициям медленно потянулись облака зеленовато-желтого дыма. В австрийских окопах зазвонили в колокола. «Газ!». Ровно в 4 часа утра, согласно приказу Брусилова, артиллерия открыла ураганный огонь.
Глухо стонали тяжелые снаряды, завывали и свистали снаряды полевой артиллерии. Смерч стали, огня, земли и камней обрушился на головы австро-венгерских войск. Тяжелые орудия били по второй линии окопов и тылам, мортиры и полевые пушки – по первой линии. Враг был оглушен, ослеплен, ошеломлен. Но это была лишь пристрелка. В 6 часов утра артиллерия перешла на поражение. Через каждые шесть минут громыхало тяжелое орудие, посылая огромный многопудовый ревущий «чемодан», через каждые три минуты били мортиры и полевые пушки, а пушки, разрушавшие проволочные заграждения, били еще чаще, но так же размеренно. Через час огонь усилился. Каждое тяжелое орудие стреляло с промежутком в две с половиной, а легкое – в две минуты. Через сорок пять минут интенсивность русского артиллерийского огня еще больше усилилась. Вихрь огня, стали, обломков бревен, земли, вихрь смерти носился над австрийскими окопами. Трещали и осыпались блиндажи и убежища, в ямы превращались первоклассные окопы, заваливались ходы сообщений, взлетали на воздух рогатки, рвались, как паутина, проволочные заграждения. Русская артиллерия громила наблюдательные пункты, ослепляя неприятеля.
Ошеломленные внезапностью удара австрийцы почти не отвечали на огонь и отсиживались в убежищах и блиндажах. А русская артиллерия неумолчно, методично била и била по заранее намеченным целям. Снаряд за снарядом с равными интервалами падал на австрийские окопы. Это угнетало, действовало на нервы, вызывало нечеловеческое напряжение. Хотелось кричать, бежать куда-то спасаться от этих страшных разрывов, каждого из которых ждешь через строго определенный промежуток времени. Кружилась голова, кровь шла носом, ртом, звенело до боли в ушах… А страшная русская артиллерия продолжала свою разрушительную работу. Каждые две с половиной минуты – «чемодан», каждые две минуты – снаряд полевой пушки, каждый снаряд – в заранее намеченную точку… Грохот, огонь, смерть… И вдруг внезапно – тишина. Кончился ад. Можно было ожидать атаки русской пехоты, но по сравнению с тем, что выдержали только что солдаты императора Франца-Иосифа, дрожавшие в своих убежищах, тесно прижавшись друг к другу, это были уже сущие пустяки. Немцы, австрийцы, венгры вышли из укрытий и заполнили окопы, готовые встретить русских смертоносным огнем. Но… «отдых» длился лишь четверть часа. Внезапно снова налетел огненный смерч. Оставляя груды трупов в окопах, немцы, австрийцы, венгры снова, толкаясь, сшибая друг друга на пути, полезли в блиндажи и убежища. Выносить огонь стало еще труднее. Нервы не выдержали, сдали… Началось отупение, апатия.