От всего сердца

Ресвен был одет в обычную мантию. Святой Экклезиарх надел белые одежды, но его верхняя часть была золотой. Его плащ тоже был золотым, расшитый серебряными вставками. Он стоял твердо, расправив плечи, его взгляд был повелевающим. Он держал длинный скипетр, который воткнул в пол у своих ног, как если бы это было копье. Притворная хрупкость, которую он так тщательно культивировал раньше, была забыта. Доминион зарождался как цивилизация воинов, и сегодня Экклезиарх с ног до головы походил на боевого священника. Но даже со всем своим убранством он не смог затмить Косандиона.

Суверен был одет в черное. Его наряд сидел на нем как влитой, чьи строгие линии напоминали больше военную форму, чем гражданскую одежду. Его плащ, тщательно задрапированный, длинный черный плащ, украшенный серебристым геометрическим узором, был единственной уступкой типичному одеянию Доминиона, на которую он был готов пойти. Косандион посылал месседж. Он был готов отправиться на войну.

Жених ничего не говорил о своей одежде. Моя последняя надежда на разрешение умерла.

Я вошла в тронный зал. Моя длинная темная мантия подметала пол. Позади меня аквариум Оунда скользил по полированному полу. Делегаты повернулись, чтобы посмотреть. По комнате прошелестели вздохи. Они увидели Шона.

Мы пересекли тронный зал. Аквариум Оунда скользнул на отведенное ему место перед своим народом. Шон встал рядом с ним. Я поднялась на помост и заняла свое место слева от Суверена, между ним и Святым Экклезиархом.

В комнату вплыла нежная мелодия, ведомая флейтой, печальный, архаичный звук, который проникал в каждого и захватывал душу. Женский голос присоединился к флейте, пропев бессловесную длинную ноту.

В воздухе разнесся аромат неизвестных специй.

Мелодия стала злобной, больше не красивой песней, а резким, болезненным криком, наполненным яростью. Первобытный вопль, исходящий из глубины страдающего сердца. Волосы у меня на затылке встали дыбом.

Служители Храма вошли в тронный зал. Бордовые платья цвета старой крови облегали их тела, образованные отрезками прозрачной ткани, собранными и удерживаемыми на месте плетеными шнурами, которые перекрещивались на открытых животах и оставляли обнаженными мускулистые плечи и руки. Их нерасчесанные волосы струились по спинам. У некоторых на лицах были нарисованы ярко-красные вены. У некоторых были темные полосы, проведенные через глаза, другие носили чешуйчатые вуали, закрывающие только одну сторону лица. Они ворвались в зал, как стая безумных волков, сверкая зубами и готовые разорвать свою цель на куски. Это было так, как если бы время свернулось само по себе и выплюнуло какой-то древний культ. Истинное лицо служителей Мести, зеркало душ, поглощенных местью, целеустремленных, наполовину безумных, связанных, но не скованных цепями, мечтающих о крови и возмездии.

Песня взвыла, достигнув крещендо.

Послушники расступились, и между ними появилась леди Вексин. На ней было платье того же стиля, более изысканное, но воздушное. Белоснежное на ее обнаженных плечах, оно становилось ярко артериально-красным на подоле, словно она прошла через бойню. Длинный плиссированный плащ сидел на ее плечах, волочась на полу в пяти футах позади нее. Ярко-красная подводка для глаз растеклась по ее векам. Ее губы были черными. Металлический головной убор венчал ее волосы, поднимаясь дугой над ее головой, сделанный из множества длинных, острых как бритва игл. Когда просители приходили в Храм и обнажали свои сердца, прося о возмездии, вот с кем они сталкивались, если их просьба была принята.

Жрица Мести подошла к трону.

Миралитт сжала свой церемониальный меч. Оунд содрогнулся в аквариуме, и Шон положил свою когтистую лапу на стекло, чтобы успокоить его. Умболы отпрянули от нее, когда она подошла ближе. Люди Бехуна не могли отойти, потому что силовое поле сдерживало их, но они пытались.

Косандион наблюдал за ее приближением. Он, должно быть, видел ее такой раньше, когда посещал Храм, прося ее присоединиться к отбору.

На экранах толпы Доминиона бурлили, как живое море.

Леди Вексин заняла свое место. Ее помощники выстроились позади нее, их глаза были дикими.

— Давайте начнем, — сказал Косандион. В тронном зале воцарилась тишина.

— Народ Бехуна, — сказал Суверен. — Я считаю вашу кандидатку виновной в государственной измене. Она действовала с вашего согласия. Как вы собираетесь искупить ее преступление?

Амфи смотрела прямо перед собой, словно не слышала ни слова.

Глава делегации, пожилая женщина, облизнула губы.

— Мы больше не признаем власть Доминиона.

Экраны взорвали возмущенный рев толпы. Я отключила их.

— В курсе, ваш Сенат уже проинформировал меня.

— Даже если вы приведете всю армию Доминиона, мы будем твердо противостоять вашему тираническому режиму, — объявила лидер. — Мы будем защищать нашу свободу до последнего вздоха!

Косандион оставался непоколебим.

— Я не планирую вторгаться в Бехун. Вы были изолированы, поэтому я позволяю канцлеру объяснить вам кое-что.

Ресвен заговорил, чеканя каждое слово.