Пока казаки чесали языками, меж столами проворно скакали разносчицы — и с все новыми кувшинами, наполненными все той же горилкой. Тьма за стенами шинки окончательно прибрала к рукам хмурый день, и потные лбы трактирных завсегдатаев сверкали в лучах шкворчащих лучин и раскуриваемых люлек. Дружная братия Кречета, рассевшаяся по лавкам вдоль длинных столов, громко приветствовала всякого, кто пересекал порог заведения под лай злющего пса, который неусыпно нес дозор при входе, и нынче шинка буквально трещала от наплыва народу. Каждый новоприбывший, кто считал выше своего достоинства склонить голову перед образами и Неопалимым Ликом в святом углу шинки, не мог зайти в помещение, не хлопнувшись темечком о низко положенную притолоку, изрядно потемневшую от многолетней копоти. Если же вошедший кланялся святому лику не особо усердно, а, наоборот, думал зайти в шинку с гордо поднятой головой, то притолока и вовсе подскакивала на его башке и всем своим полупудовым весом обрушивалась на его грешный чуб. Соревнование с притолокой было одним из главных зрелищ, коих потчевала шинкарка казачков, и каждый раз когда Волчара — так окрестили хозяйкиного пса — в очередной раз заливался лаем, делали ставки, упадет ли притолока или в помещение зайдет истинный божий человек. Ведь только самые опытные завсегдатаи заведения ведали, что посещая хозяйкину вотчину, сгибать горб нужно почти до самой земли и только так возможно обрести спасение. Поговаривали также, что сию притолоку на косяк положил сам Сеншес, но Игриш этому не поверил. Уж больно тяжела была притолока для Сухорукого.
— Глядь, — плюхнулся на лавку толстяк по имени Повлюк. Он только закончил сушить и смазывать свою драгоценную бомбарду и, наконец, присоединился к товарищам. — Твой хлопчик поди уснул в миске со щами? Эй, попей, малек, горилки, взбодрись чутка!
Игриш развалился на столе, и, пока окружающие топили в горилке свои невзгоды, самозабвенно хлебал щи, едва не уткнув лицо в миску, и не обращал внимания ни на что вокруг. Казачки Кречета изрядно налакались и безуспешно пытались напоить еще и своих конвоируемых, но все без толку — одноглазый признавал только пиво и отмахивался от любых попыток всучить ему горилку. Игришу же пить вовсе запретил. Мальчик особо и не расстроился, что с ним обращаются как с ребенком, — голова и без алкоголя была словно залита свинцом и все сильнее клонилась к столешнице.
— И где же ты такую… чудную клячу достал? — допытывалось у Каурая заинтересованное и достойное лицо, пока он поглаживал прыгнувшего к нему на колено серенького котенка. — Не иначе, как сам Сеншес такую тварь сотворил. Мне бы такая кобыла не помешала — от жинки отбрехиваться, когда ее черти взнуздают…
— Она сама меня нашла. Не хочу обижать, паны, но о деньгах даже не заговаривайте…
— Даю трех пегих жеребят! — сунули ему три оттопыренных пальца. Каурай лишь покачал головой и отхлебнул еще пива.
— Эх! — хлопнули ладонями по коленям. — А ведь чудная кобыла! Вот где такую кобылу достают?
— Такая чудная кобыла тебя самого взнуздает, ты и оглянуться не успеешь! — крикнули со стороны, и весь стол загоготал и задребезжал посудой. — Нам ли не знать?!
— Да, паны, холодновата в речке Смородинке нынче водица — факт!
Все дружно согласились и залили в себя еще порцию горилки. Ранко наконец закончил ковыряться с лютней, уселся, поджав ноги, прямо на столешнице и под общее одобрение ударил по струнам. Под закопченный потолок вознеслась незамысловатая, но задорная мелодия.
— Так что это, говоришь, был за черт с рогами? — поинтересовался Кречет у одноглазого.
— Если скажу, вы, пожалуй, и не поверите, панове.
— Отчего же? Мало ли нечисти ползает по лесам, чтобы полакомиться человечьим мясом? Так кто же?
— Фавн, который спал где-то в чаще. Но какая-то нелегкая заставила его вылезти из берлоги.
— Шутить изволишь, пан Каурай? — прыснул Ранко. — Фавн?! Как в сказках?
— И кошка размером с трех лошадей, — ухмыльнулся одноглазый и отпил еще немного пива. Вполне недурного, но явно разбавленного. — Ваш Бесенок был на волосок от гибели, но чудо-юдо я отогнал.
— И где же она сейчас, кошка эта? — нахмурился Кречет.
— Сбежала, стоило ей только сунуть под нос немного пороху. Но туша этого козла до сих пор лежит в чаще. Можешь отрядить пару хлопцев, чтобы они спустили с него шкуру — зря что ли добру пропадать? А мне и того, что я прихватил с лихвой хватит. Есть тут кто на хуторах, кого могут заинтересовать рога и копыта фавна?
— Заинтересовать могут, — кивнул Кречет. — Кому не захочется у себя в хате такую жуть повесить? Правда сумневаюсь я, что кто предложит тебе за него больше, чем мешок картошки. Разве что, можешь спросить воеводу, когда прогуляешься с нами до острога.
— Думаешь, он предложит мне два мешка? Мне бы деньгой, пан Кречет, и желательно чеканной. К тому же я думаю, воевода захочет, чтобы я избавил его от того кошака, пока он не задрал еще кого-нибудь.