От Земли к Андромеде (СИ)

— Что станешь с потрошителем и насильником делать? Ты же не позволишь ему больше совершать преступлений?

— По-разному уже думал, — ответил он, — хотел в начале его на месте взять, перед насильственными действиями, но зачем девушку пугать, ни к чему это, он и так много наворотил. Приехать, чтобы он все написал, а потом самого выпотрошить? Руки пачкать о гниду… Сдам его в полицию… зэки его сами накажут.

— Его в одиночку поместят и пожизненный срок дадут — зэки до него добраться не смогут, — возразила Вероника.

— Доберутся, не беспокойся, найдутся добрые люди, отведут в другую камеру.

Ковалев позвонил Кирносову.

— Павел Аркадьевич, я понимаю, что уже поздно, но разговор серьезный и безотлагательный, подъезжай ко мне домой, жду.

— Хотя бы тему намекнули, Николай Петрович.

— Тема злободневная — маньяк-потрошитель.

— Еду, — ответил Кирносов.

По приезду он спросил с порога:

— Карнаухов с командой что-то нарыли? Он сам бы мог ко мне обратиться.

— Полковник, договоримся сразу — без лишних вопросов. Сам хотел эту гниду выпотрошить, но… Условие одно — на меня не ссылаться. Как вы там задержание оформите — мне все равно. Случайно или по плану реализации оперативных мероприятий, но взять преступника должны до утра, иначе еще одной жертвой станет больше. За содержание в одиночной камере он сам вам информацию выложит, успевайте только записывать и свои нервы в узел завязывать, чтобы раньше времени гниду не раздавить собственноручно. Сравните ДНК и другого не потребуется.

Ковалев назвал адрес и фамилию.

— Только один вопрос, Николай Петрович, почему в полицию его отдаете?

— Потому что полиция должна ловить преступников, а не народ. Добрые люди и в СИЗО найдутся, в одиночке держать не станут. Он все прочувствует, все прелести им совершенные.

Кирносов уехал, по дороге обдумывая ситуацию. Он следователь, а не оперативник… Полковник поехал сразу же в ОМОН, зашел к командиру дежурного отделения.

— Мне нужны три-четыре бойца с крепкими нервами, чтобы при задержании преступника не убили сразу и не забили до смерти.

— Заявка есть?

— Оформлю после задержания у себя в кабинете, информацию только что получил, времени на формальности нет.

— Если кто-то с заявкой придет, а у меня бойцов нет, что я начальству скажу? — возразил командир.

— Я же говорю, что заявка будет, — ответил Кирносов.

— Ладно, не первый день тебя знаю. Кого берем?

— Маньяка, который девчонок насилует и убивает. Огнестрельное оружие у него вряд ли есть, но холодное имеется.

— Так с этого и надо было начинать, говори адрес.

Командир отделения собрал своих бойцов.

— Едем брать особо опасную гниду, скорее всего у него только холодное оружие, но быть начеку. Брать жестко, без любезностей, единственное условие — взять живым, только живым и не сильно покалеченным, чтобы мог говорить и чистосердечное признание написать. Отпинать по полной программе, но морду целой оставить и правую руку. Вопросы?

Такой приказ омоновцы еще не получали ни разу, догадались, спросив:

— Маньяк что ли? Зачем его живым брать?

— Умный нашелся… Свое он и так получит… живым и не сильно покалеченным, это приказ.

Автомобиль спецназа ехал по небольшой улочке с деревянными частными домами. Кирносов волновался больше омоновцев — маньяк ли, сознается ли сразу, не покалечили бы его сильно? Фактами он не располагал — всего лишь верил Ковалеву.

Маньяк выбрал неплохое убежище — частный дом с закрытым двором, где можно укрыть автомобиль от посторонних глаз. Хозяин с удовольствием сдал его в аренду, ни о чем не расспрашивая и не появляясь в нем.

Маньяк приобрел Жигули седьмой модели в хорошем состоянии по доверенности, собственник о нем ничего не знал и вычислить преступника по машине было практически невозможно. В городе всегда можно встретить одиноко идущую девушку, и маньяк успешно пользовался этим. Открывал заднюю дверцу автомобиля, вроде бы что-то ища в нем, когда девушка подходила, ничего не подозревая, резко, без взмаха, бил ее в солнечное сплетение. Хватая воздух, она сгибалась без звука, со стороны, если кто-то и наблюдал, казалось, что встретились давние знакомые, обнимаются и мужчина нежно усаживает подругу в салон тонированной машины. Он надевал на нее наручники сзади и быстро уезжал. Дверцы блокированы, стекла тонированы, в салоне музыка — хоть закричись, хоть застучись.

Маньяк свободно въезжал во двор и уже без опаски выводил девушку из машины. В комфортных условиях насиловал ее в разных позах, удерживая иногда день, а иногда сутки. Потом возвращал в автомобиль и увозил на какой-нибудь пустырь. Истошного крика он не переносил, заклеивал скотчем рот, вставлял во влагалище нож и единым движением вспарывал тело до грудины. Смотрел с ухмылкой на бежавшую кровь, на обезумевшие от боли и страха глаза, на вываливающиеся из брюшной полости кишки. Он наслаждался видением… Когда тело затихало от агонии, он садился в машину и уезжал.