Мысли превращались в формулы и не одна пачка бумаги была исписана Ковалевым. Конец февраля… основные концепции выполнены, но работы еще предстояло немерено. Веронику внезапно вызвали в Москву. — позвонил Войтович, случайно узнавший, что у Президента обширный инфаркт. Она позвонила Николаю и немедленно телепортировалась. Войдя в реанимационную палату, увидела пожилых мужчин, академики стояли полукольцом около постели Романова.
— Вы кто и как сюда попали? — спросил удивленно и возмущенно один из них.
— Я профессор Ковалева, надеюсь, что вы обо мне слышали, — ответила она.
— Из Н-ска… но здесь сделать уже ничего нельзя, остались часы, а скорее всего минуты… Обширнейший трансмуральный инфаркт… сердца практически нет, — пояснил тот же академик.
— Тогда отойдите и не мешайте…
Вероника подошла ближе, сняла датчики аппаратуры. Положив ладонь на грудь больному.
— Да-а, сердечко, конечно, изношенное напрочь, но ничего, сейчас вам станет лучше, Владимир Сергеевич, — он открыл глаза, — теперь совсем хорошо. Так, посмотрим весь организм, подправим, — она провела руками от головы до пяток, — отлично, теперь вы новенький, вставайте.
Романов сел на кровати, удивленно смотрел на Ковалеву и на палату.
— Сердце сжалось и как будто резанули его, в глазах потемнело и больше ничего не помню.
— У вас был обширный инфаркт, Владимир Сергеевич, здравствуйте.
— Здравствуйте, Вероника Андреевна, это хорошо, что вы прилетели. Долго я здесь валялся — сутки, двое или еще больше? Спасибо, что успели пригласить Веронику Андреевну, — обратился он к академикам.
— За глаза бы не стала ничего говорить, но при них скажу — Войтович мне позвонил, а из этих никто палец о палец не ударил. Стояли молча и ждали, обсуждая тему, что жить вам осталось несколько минут. Бог им судья, они действительно не могли ничего сделать, а мне позвонить гордость академиков не позволила. Как же это — на поклон к рядовому профессору пойти, тем более новоиспеченному. Так что не за что их благодарить, Владимир Сергеевич, да и ругать не стоит — обыкновенный маразм детского сада.
Президент рассмеялся.
— Вы абсолютно здоровы, Владимир Сергеевич, поджелудочную железу я вам тоже подправила и еще кое-что. Больше никаких таблеток принимать не нужно, кроме сезонных витаминов. Мне несколько слов вам надо сказать наедине.
Романов махнул рукой и все вышли из палаты. Ковалева улыбнулась:
— Сейчас они наверняка считают, что я капаю на них… но речь не об этом. Я приглашаю вас в гости к нам в Н-ск, скажем… двадцатого марта, это воскресенье. Обсудим ряд серьезных вопросов, муж продвинулся в своих исследованиях, есть конкретные результаты. Войтович позвонил мне несколько минут назад, я не прилетела, я телепортировалась из Н-ска и тем же путем отправлюсь обратно. Но пока об этом говорить посторонним еще рано. Двадцать первого марта в нашей клинике открывается новое отделение квантовой медицины, нам бы с Колей хотелось, чтобы это отделение открыли именно вы с министром здравоохранения. В этом отделении, например, вам бы мог помочь любой рядовой врач, как я сейчас. Это революция в медицине, тоже требующая обсуждения. Можно остановиться у нас дома, если вы не возражаете, охрана у нас надежная.
— Вероника Андреевна, дорогая вы наша, конечно, я прилечу. Как я могу не прилететь к своей спасительнице, благодарю вас, Вероника Андреевна.
— Тогда я исчезаю, до встречи…
Ковалева помахала ручкой и растворилась. Романов встал, прошелся по тому месту, где она только что стояла. «Ну и дела»… — произнес он с удивлением. Романов вышел из палаты… академики еще долго искали Ковалеву, не понимая куда она подевалась.