Ко мне в Осло подошли ребята и попросили разрешения поставить какую-нибудь мою пьесу, потому что они решили делать в Норвегии русский театр, недавно поставили Коляду. Я посмотрел на них как на заблудившихся людей и сказал: «Ребята, зачем вам это надо? Ваш театр похож на театр в партизанском отряде! Возвращайтесь домой и ставьте дома, в родных городах то, что вам хочется, и то, что вам нравится! Зачем эта партизанщина? Или, если уж приехали сюда, ставьте Ибсена и Эрланда Лу… Ставьте что-то норвежское на норвежском языке или пишите пьесы про свою собственную, уже эмигрантскую жизнь…»
Норвегия так прекрасно гармонична в своей северной красоте, что на фоне этой гармонии исковерканные жизни (я их ощущаю исковерканными) выглядят уж очень трагично.
Так что, когда поеду в Норвегию, постараюсь общаться с облаками, птицами, волнами, ветром, камнями, деревьями и теми спутниками, то есть друзьями, с которыми туда приеду, чтобы потом вернуться обратно, на Родину.
11 мая
Через полтора часа мне в аэропорт, а завтра лечу в Южно-Сахалинск. Можно было бы полететь в Москву завтра, но боюсь из-за нелепой задержки или какой другой случайности опоздать на сахалинский рейс, потому что, если опоздаю, будет сорван давно запланированный спектакль. А до Сахалина, равно как до Хабаровска и Владивостока, не налетаешься. Это не в Рязань или Ярославль съездить из Москвы… Хотя что-то давненько я не был в Рязани, надо исправить этот пробел (улыбка). На Сахалине за уходящий сезон я был осенью, потом в самый разгар зимы, и вот сейчас увижу его весной. При этом в Мытищах не был никогда!
Из дома выезжать особенно трудно, аж под ложечкой тошнёхонько сосёт. Почему? А потому, что я впервые в жизни буду уезжать из Дома: последние шесть ночей я, точнее, всё моё немаленькое семейство, ночевало в новом доме. Правда, новым его назвать сложно, поскольку построен он в 1934 году ещё жителями Кёнигсберга.
Три года назад, на майские праздники, я решился на эту покупку. Хотя буквально за час до своего решения о доме даже не помышлял. Меня вполне устраивало жилище, в котором мы жили. Ничего лучшего не хотел, загородный дом как вариант не рассматривал, понимая себя сугубо городским человеком, собственный же дом в городе казался несбыточной мечтой, чем-то очень серьёзным и взрослым… И вдруг мне показали дом, в который я моментально влюбился и который решил любой ценой заполучить. В течение года шла за него борьба, а потом два года – реконструкция.
Дом оказался с историей. Некогда в нём жил доктор и, по всей видимости, принимал на дому пациентов. Дом горел во время английских бомбардировок, а к взятию Кёнигсберга нашими войсками был уже более-менее отремонтирован. В дом попадал снаряд, скорее всего танковый, потому что есть сквозное отверстие, то есть снаряд не взорвался… Про дом, его устройство, реконструкцию могу рассказывать бесконечно долго, поскольку последние два года были наполнены именно этим. К тому же дом оказался памятником архитектуры, и его необходимо было восстанавливать в первозданном виде. Да и нам самим хотелось его возродить. Вот мы его и возродили. А история его покупки, хоть и художественно, но весьма подробно, изложена мной в пьесе «Дом»…
И вот неделю назад, не завершив ещё целый ряд работ по дому, мы в него въехали, и у нас начался новый этап жизни. Для меня это точно новый этап, поскольку я понимаю, что переезда, видимо, мне больше не предстоит… Хотя, конечно, всякое может случиться, но не хотелось бы. Во всяком случае, приобретение этого дома и его реконструкция – мой собственный ответ самому себе на вопрос, перееду когда-нибудь в Москву или нет. Так вот нет! (Улыбка.)
Интересно вот уже неделю жить в доме, в котором, как я понимаю, встречу старость. Ощущение и жутковатое, и радостное. Надо привыкать к этим стенам, к деревьям, которые окружают дом, к соседним домам и самим соседям, то есть к людям, которые живут не под нами, не над нами, не за стенами, а за заборами, в отдельных домах. Надо привыкать к очень многому, потому что жизнь в отдельном доме – это совершенно отдельная тема.
Дом пока не покажу. Он ещё не до конца доведён, да и надо выбрать такую точку, с которой он будет, как и человек, выглядеть максимально показательно и хорошо. А может, вообще не буду его показывать. Всё-таки дом – это очень личное и даже сокровенное. Хотя похвастать очень хочется.
У нас теперь есть маленький сад с небольшим шведским домиком. Таких в Швеции полно, и все они покрашены в цвет, который так и называется – шведский красный. Домик небольшой, но красивый. Построен как сарай, но и как декорация, чтобы не видеть некрасивого дома, который за ним. Маленькая магнолия уже осыпается, а на грецком орехе (два ствола, растущих из одного корня) ещё только распускаются почки. Скворечник пуст, видимо, он скворцов чем-то пока не устроил, и они к нам присматриваются.
Позавчера я видел дивный закат на балтийском побережье, самый западный в нашей стране, а завтра полечу, чтобы увидеть самый ранний восход.