От звонка до звонка

– Понятно, – усмехнулся подполковник. – А может, это была профилактика несчастных случаев?

– Не понимаю, о чем вы.

– Да все ты понимаешь… Плохи дела, Сережа. Не нравится мне этот Космач. Калугин говорит, что крепкий он орешек. Как бы зубы не сломать…

– Да кто он такой? Что он может? Сам без зубов останется…

– Зону он может разморозить. Он же вор в законе…

– Фраер он дешевый, а не вор. Его когда короновали?

И месяца не прошло. Не авторитетный он вор, а чисто сухарь. Такой сухарь кровью размачивают…

– Не знаю, не знаю. У Калугина прошла информация, что по пути в зону Космач сумел разморозить вагонзак. Это существенно повысило его авторитет. Да и у нас он уже успел наломать дров. Сильно себя поставил. Или нет?

– Он еще со мной не встречался…

– За тобой мы с Калугиным стоим. А за Космачом – воровском мир. Мы же с тобой реальные люди и знаем, что это значит…

– Все знают, – кивнул Грибок.

Прошли те времена, когда менты могли свысока смотреть на воровскую братию. В последние годы эта сила обрела реальное значение и на воле. Законные воры подобрались к самым вершинам государственной власти. И могли очень серьезно влиять на ход событий в масштабе всей страны. И при большом желании им ничего не стоило сожрать такую пешку, как Полыханов.

Менты признавали воровскую силу. И даже понятия их признавали. Грибок знал случай, когда один чин из администрации пожал руку опушенному. Так после этого в офицерской столовой к нему за стол одно время никто не садился.

Свои же избегали его как законтаченного. Такая вот лабуда в ментовских раскладах.

– Космач в большой силе, – продолжал Полыханов. – И может многое. Если люди пойдут за ним… А они могут за ним пойти… Надо что-то делать. Я не могу допустить беспорядка на зоне…

Грибок понятливо кивнул. Он, конечно же, знал, чего боится начальник. Комиссии из главка он боится. Комиссии, которая вскроет бардак, который он развел на своей должности. А если на зоне вспыхнет бунт, комиссия налетит как оголтелое воронье. Но пока что в зоне тихо и спокойно. И в этом тихом омуте водятся черти, которые в силах утопить любого баламута вроде Космача.

– Не будет бардака, – заверил Полыханова Грибок.

– Верю, – кивнул хозяин. – Но на всякий случай надо принять меры. Ты это, в бытовке приберись. Порядок наведи…

Грибок жил в зоне как у святого за пазухой. В общежитии первого отряда для него была отведена бытовая комната. Ремонт, мебель, кондиционер, видеодвойка. Только речь не об этом. Порядок в бытовке – это как намек на куда более толстые обстоятельства.

– Наведем порядок. Круто наведем, – жестко улыбнулся Грибок. – Чик ножничками, и готово… Космач может нарушить правила техники безопасности. Или нет?

– Может, – задумчиво покачал головой подполковник. – Но лучше обойтись без этого… Есть у меня тут одна задумка. Старая как мир, но о-очень эффектная…

Предложение хозяина Грибку о-очень понравилось.

***

Восьмая камера штрафного изолятора пользовалась дурной славой. Начальник оперчасти определял сюда на постой самых буйных. Но сам он сюда наведывался редко. Зато сержант Чирков в изоляторе сутки через двое. И каждый раз, делая обход, заглядывал в камеру через дверной «глазок». Все бы ничего, но совсем недавно ему приснился страшный сон.

Как будто он сам попал в эту камеру. Холодно, сыро, мерзко, и в каждом углу по мерцающему призраку. Души зэков, загубленных в этой камере, тянули к нему свои липкие руки, пытались ухватить за горло, задушить. А потом под ногами забурлила вода, захлестнула колени, застудила чресла. Она поднималась все выше-выше, пока ледяной удавкой не опутала шею. А призраки тоже дотянулись до него, пережали кингстоны. Это был сущий кошмар. Чирков проснулся в холодном поту и сразу же рванул к зеркалу смотреть на себя – вдруг от страха у него поседели волосы. Но нет, с волосами все в порядке. А вот с психикой что-то не того. После этого кошмарного сна он старался обходить восьмую камеру стороной.

Но сейчас как будто какая-то сила тянула его сюда. И каждый раз, когда он смотрел в «глазок», в душу врывался леденящий холод из недавнего кошмарного сна. Посреди камеры в воде стоял человек. И когда бы Чирков ни глянул на него, всегда натыкался на его тяжелый, немигающий взгляд. Этот зэк – само воплощение каменной глыбы. С места, казалось, его может сдвинуть только сильнейшее землетрясение. И его взгляд мог покачнуться только вместе с ним. Такое впечатление, будто этот живой монолит бросил вызов всему миру И в этом противостоянии ощущалась какая-то сверхъестественная сила, которая так пугала и в то же время завораживала инспектора Чиркова.

В течение ночи у него была возможность покемарить. Но сна как не бывало. Как будто какое-то наваждение навалилось на Чиркова. До самого утра, через каждые пятнадцать-двадцать минут, он подходил к двери, смотрел в камеру. Хотелось хоть раз увидеть узника с опущенной головой. Но каждый раз сержант нарывался на холодный, пронизывающий взгляд, от которого как на морозе стыла спина. Казалось, ничто не в силах поколебать этого стойкого и прочного, как гранит, человека.