Отбившийся голубь; Шпион без косметики; Ограбление банка

Пересекая парк, размахивая руками, подпрыгивая и бегая кругами, чтобы согреться, я пытался сообразить, что же мне теперь делать. Больше всего мне хотелось найти какое–нибудь местечко, чтобы отогреться и поспать, какое–нибудь местечко, где я буду в безопасности.

Как насчет квартиры матери? Там даже сохранилась парочка моих пиджаков школьных времен. Я мог выспаться, согреться, перекусить, а уж завтра решить, что надо делать.

Но нет. Разве эти двое убийц не направились прямиком к дяде Элу? Разве это не означает, что они все про меня знают? Знают, к кому я пойду, куда побегу. Может, сейчас они устроили засаду в доме матери и дожидаются моего появления.

Стало быть, надо идти куда–то еще. Куда–то еще. Но куда еще?

Добравшись до Западной Сентрал–Парк–авеню, я так ничего и не придумал.

Я вышел из парка между 62 и 63–й улицами, с минуту постоял на тротуаре, потом пересек проспект и двинулся по 62–й. Теперь, когда я наметил себе хоть какое–то место назначения, стоять истуканом было слишком холодно.

Куда–нибудь, куда–нибудь. Точнее, к кому–нибудь. Должен же найтись какой–то знакомый, который приютит меня на остаток ночи.

И тут я вспомнил об Арти Декстере. Мы не виделись с Арти семь или восемь месяцев, с того дня, когда он в последний раз заглянул ко мне в бар.

Мы вместе ходили в школу, тогда–то он и начал играть на конга–барабане на воскресных представлениях ансамблей ударных инструментов. Позднее Арти пристрастился к гитаре и народным песням, а заодно приторговывал по случаю марихуаной и разными пилюлями. По крайней мере, такое у меня сложилось впечатление. Не знаю, сколько в этом было правды, а сколько показухи. Иногда у него бывало много денег, но порой он попросту нищенствовал. Как в последний раз в Канарси, когда занял у меня десятку. Теперь он должен мне общим счетом тридцать пять долларов. Такую сумму Арти потянет, это я знал.

У нас с Арти несколько странные отношения. В школе он был колоритной фигурой, а у колоритных фигур всегда есть прилипалы, увивающиеся вокруг. Я из этих прилипал, но Арти почему–то всегда любил меня, и мы с ним были ближе, чем обычный герой и его прихвостень. Мы поддерживали отношения и после школы, хотя и весьма нерегулярно. Все сводилось к тому, что Арти появлялся, когда я его совсем не ждал, и звал меня на какую–нибудь вечеринку. Или просто заглядывал в бар, проходя мимо. Ну, все такое. Думаю, мы могли бы и впрямь стать близкими друзьями, сумей я побороть в себе комплекс прилипалы. Но я так и не сумел.

Из всех моих знакомых, которых, если разобраться, не так уж и много, Арти Декстер больше других годился для того, чтобы принять незваного гостя в четыре часа утра в среду. Клюя носом, размахивая руками и стуча пяткой о пятку, я устремился на запад по 62–й улице, преисполненный сознанием внезапно обретенной новой цели.

Арти, разумеется, проживает в Виллидже. Я дошел до Бродвея, свернул налево и приковылял на площадь Колумба, сделав изрядный крюк по пути туда.

Потом спустился и метро, чтобы сесть на первый же поезд. Маршруты поездов, отправляющихся с Шестой и Восьмой авеню, расходятся к югу от площади Колумба и снова сходятся на Западной Четвертой улице. Именно эта остановка и была мне нужна.

Первым подошел поезд с буквой «А» – тот, на котором певец Билли Стрейхорн хочет отправить всех в Гарлем. Я сел на него и поехал в противоположную от Гарлема сторону. В вагоне уже было человек девять, кислые парни в рабочей одежде да парочка молоденьких бездельников, которые дрыхли, разинув рты.

На этот раз остановки (их было шесть) не так раздражали меня. Пока я чувствовал себя в относительной безопасности.

Писатели, раз в десять лет приезжающие в Нью–Йорк с какой–нибудь Майорки, чтобы прикупить новые плавки, утверждают в своих книжках, что этот большой город никогда не спит. Уж они–то знают! Но на самом деле Нью–Йорк спит, да еще как, приблизительно с половины пятого до четверти шестого утра.

Всего сорок пять минут, скажете вы, слишком мало для сна. Но они могут показаться вам вечностью, если вы окажетесь в числе тех немногих людей, которые бодрствуют в указанный промежуток времени. Особенно в таких местах, как, скажем, Таймс–сквер, которая прямо кипит двадцать три часа и пятнадцать минут в сутки. Шестая авеню – такое же место, особенно за пересечением с 8–й улицей, возле Виллидж–сквер. Кинотеатры и бары закрыты, все на свете закрыто. Нет ни машин, ни пешеходов, а улицы, расходящиеся отсюда в западном направлении подобно вееру, все как одна темны, узки и безлюдны.

Я торопливо затрусил через пустырь по ухабистому гудрону Шестой авеню дальше по улице, которая должна была вывести меня на площадь Шеридана. Все вокруг казалось таким маленьким и узеньким. Я шел будто по заброшенной съемочной площадке.

Арти Декстер живет на Перри–стрит, на которую я попал, миновав площадь Шеридана, Гроув–стрит и еще пару улиц. Я не знаю названий половины улиц в Виллидже и не думаю, чтобы чьи–либо еще познания на этот счет были обширнее.