Отблеск звезды (СИ)

  Матька Матрену не винил. И сам понимал, не такого внучка она хотела. А чтобы и красавец, и по хозяйству помощник, и девицу скромную домой привел, правнуков бабке подарили, род продолжили. На него же и не глянет никто...

  Разве что скотина Матьку любила, под его рукой как шёлковая ходила. Болезни стороной обходили козочек и коров, куры неслись исправно по несколько раз в день, а молоко и вовсе у них с бабкой самое вкусное в деревне было. Соседи поговаривали, что предки сжалились, присматривают, раз уж разумом обделили. А за глаза все равно шушукались, не повезло Матрене, не повезло... Эт Матька еще сейчас подрос, разуметь хоть что-то начал. А раньше понесет старуха курице голову рубить, так дуралей отбирает, под рубаху прячет, ревет:

  - Зачем ты, бабка, Белушку погубить хочешь! Не надо птичку мучить!

  Бывало по всему деревне с курицей за пазухой на радость сельчанам от Матрены и бегал. Секла она правда его нещадно.

  Вот и повелось. Проснется Матька, на улице скот деревенский соберет и пойдет с ним потихонечку по косогору прямо к светло-зеленому заливному лугу, к звонкой речке. Весь день за лошадьми, коровами, козами да овцами присматривает. Прикорнет порой под теплым солнышком под жужжание пчел и лесных букашек, а как проснется уже Тюня, малышка соседская, прибегает, обед ему приносит: каравая кусок, яиц варенных пару, сыра козьего. А иной раз не получается у Тюни прийти, но тоже ничего страшного, водицы попьешь, земляники луговой пожуешь и не голоден вовсе.

  - Рыжуха, Пестрянка, Лада, Муря... - начал Матька нехитрый пересчет. Грамоты и циферь не знал, а подопечных всех по именам помнил. - Любчик, Красавка... А где Уголек? Баб Лида! А Уголек-то Ваш где?

  - Занемог! С вечера обессилевший весь лежит! Токма слезы катятся. Не ест, не пьет ничего. Травника звали, пощупал, не ведает что за хвороба! К ведьме идти надо. - старостина жена наполовину высунулась из сеней, одной рукой оправляя цветастый сарафан на грузном теле, а другой удерживая котелок с кашей. - Дак кто пойдет в ночи? Утра ждали. А по заутрене молодцы все по делам разбежались, уж не знаем, кого к ней отправить...

  А сама искоса поглядывает, жалостливо брови заломив.

  Матька задумался, почесал голову. Угольку хиреть никак нельзя. Племенной он был, староста за тридорога из соседнего княжества заказывал. Окупился бычок уже вдоволь, покрывал большую часть коров. Молодняк от него хороший, покладистый, здоровый...

  - Матька, милок... Может ты сходишь? Недалече ведь. К вечеру управишься. А на пастбище я своего младшенького отправлю взамес. Мал он еще в лес один ходить, а ты вона какой здоровый вымахал, чтож с тобой сделается? - затароторила Лидка. - с Матреной я переговорю, гостинцев вам занесу домой!

  Ведьма в их краях недавно появилась. В начале весны. Вроде глянешь, старушка, как старушка, скрюченная вся только, а ходит бодро, не всякий малец угонится. А приглядишься, так видно, что в роду ейном нечисть затесалась. То ли кикимора-болотница, то ли лесовичок. Глаза глубоко посажены, не по-людски посверкивают, зубы острые, белые, а сама темненькая, волосы платком черным обмотаны. Зашла в деревню и сразу к старостиному дому направилась.

  - Я, - говорит. - Ведьма. Знахарка. Жить у вас буду.

  Не у старосты вестимо. Нашла себе в лесу избушку, где охотники зимой на промыслах останавливались, там и заселилась. С тех пор пару раз в месяц приходит, продуктов купить, снадобий-травок продать.

  По нужде звали ее только раз, когда Тюнина мать меньшим сыном разродиться не могла. Два дня в горячке прометалась, бредить начала. Решили у ведьмы помощи спросить, с леса привели. Та сразу травы в плошке зажгла, по всей горнице прошлась, заговоры нашептала, наговорила по углам да роженницу водой из кувшинчика, что с собой принесла, ополоснула. Апосля спокойно все разрешилось, кроху назвали Жданом. Ждали потому что долго. Ведьму отблагодарили, мяса ей собрали, пшена, овощей, платков вышитых две пары завернули, даже душегрейку овечью положили. Семья-то не из бедных, отец малыша - единственный кузнец на три деревни. Да побыстрее старуху обратно в лес спровадили. Ведьме - ведьминское, а людям - людское все же.

  - Эх... - протяжно вздохнул Матька. - Схожу за ней. Объясните токма, идти куда. Я дальше малинника в чащобу не заходил.

  Лидка засуетилась, скрылась в доме, загрохотала чем-то, тотчас выскочила обратно с собранным узелком, впихнула его Матьке в руки и снова бросилась в сени, не переставая объяснять:

  - Значится по тропке пойдешь до серых валунов, где Синявка изгиб дает, через речку перейдешь. Ива разлапистая на бережку стоит, около нее в воду и иди. Мелко там! Сразу в низину спускайся до большого замшелого пня, направо повернешь и прямо, не сворачивая до... - в доме что-то упало с громким треском, послышалось звонкое: "Ой" и звук смачной оплеухи, рука у Лиды была тяжелая. - Да чтож ты дурень под ногами носишься! Весь в отца пошел, обормот, не мешайся!

  Выплеснув гнев, Лидка видно подуспокоилась, назад выходила степенно, не торопясь, как и полагается сударыне ее годов и размеров.