Отбор для босса. Скромница

Мне удалось сохранить невозмутимое лицо, хотя внутри все переворачивалось. Шеф зашел за мной, встал рядом, и двери с тихим шелестом закрылись, отрезая нас от остального мира. Лифт только поехал вниз, как вдруг Смычковский протянул руку и нажал на "стоп", и… мы остановились. Внутри все упало, а когда шеф посмотрел на меня, я вовсе ощутила себя кроликом перед удавом. Особенно пугали его странно мягкая улыбка и насмешка в серо-стальных глазах, потерявших холодность.

— Олеся Викторовна, неужели вы думаете, что я поверю в то, будто вы внезапно разучились работать, и вычеркну из списка кандидаток? — заговорил он, и щекам стало жарко, внезапно появился стыд за свое поведение, но я упрямо не опустила головы.

— Не понимаю, о чем вы, Александр Михайлович, — сухо ответила и протянула руку, чтобы снова запустить лифт. — Вы отнимаете время от моего обеда…

Смычковский перехватил мое запястье, и в следующий момент его пальцы медленно погладили нежную кожу, заставив замереть. По руке аж до локтя побежали горячие змейки, и я замерла, не в силах отвести взгляда от его лица.

— Или вы таким образом пытаетесь напроситься на еще одно наказание в виде ужина со мной? — спросил он, словно не услышав меня и продолжая ласкать запястье, и тело охватила предательская слабость, а от шеи до самых пяток прокатилась волна горячей дрожи.

— Ничего я не п-пытаюсь, — нервно огрызнулась я и попробовала выдернуть руку — не тут-то было. — Ч-что вы делаете?.. — голос позорно дрожал и срывался, но деваться из тесной кабины лифта было некуда, и от обволакивающего, волновавшего с каждой секундой все сильнее присутствия Смычковского — тоже.

И его прикосновения, от которых плавились кости, хотя, казалось бы, он всего лишь гладил запястье. Однако оно уже горело от деликатной ласки, и мое горло пересохло, а пульс грохотал в ушах, зашкаливая за все мыслимые пределы.

— У вас очень нежная кожа, Олеся Викторовна, — низким, бархатистым голосом произнес шеф, и я едва не охнула в голос.

Не сводя с меня потемневшего, ставшего тяжелым взгляда, Смычковский поднес мою руку к губам и… поцеловал. Прижался, пощекотал языком, оставляя мокрый след, и пришлось прикусить щеку изнутри, сдерживая беспомощный всхлип. Я без сил прислонилась к стенке лифта, дрожь не проходила, и, кажется, я вот-вот просто сползу на пол. Что происходит? Почему он так действует на меня? Шеф же мне совсем не нравится, я вовсе не хочу ничего… такого…

— И туалетная вода у вас очень приятная, — продолжил смущать Смычковский, снова нежно поглаживая подушечкой большого пальца мое запястье. — Так мы договорились? — мурлыкнул он, и я с трудом вынырнула из жаркого марева, в которое меня погрузили действия начальства. — Вы продолжаете работать, Олеся Викторовна, как и прежде, — его взгляд медленно прогулялся по мне, и мужчина усмехнулся. — Пожалуй, джинсы можете надевать, хотя бы иногда. Некоторым частям вашего тела они очень идут.

Лицо вспыхнуло так, будто на него дохнуло из раскаленной печки, я издала невнятный возглас, выпрямилась и выдернула руку с внезапно взявшейся силой. Нажала на кнопку, запуская лифт, и отпрянула в дальний угол, настороженно следя за Смычковским, хотя это мало что могло исправить.

— Вы ведете себя крайне неприлично, Александр Михайлович, — процедила я сквозь зубы. — И я вам уже высказала насчет ваших… поползновений, — с вызовом произнесла, вздернув подбородок. — Перестаньте…

Договорить не успела. Смычковский одним быстрым, плавным движением оказался передо мной, уперся ладонями в стенки по обе стороны от моей головы и наклонился почти к самому лицу, обдав горячим дыханием.

— Олеся, вы понятия не имеете, что значит — неприлично, — его пальцы легли на мой подбородок, не давая отвернуться, а усмешка стала шире.

Всего одно ужасное мгновение я думала, что — все, конец, точно поцелует, но лифт уже остановился, спустившись на первый этаж, и шеф резко выпрямился, шагнув в сторону и оставив меня. Ох, господи, и как заставить коленки не дрожать? Едва двери открылись, я рванула чуть не бегом на выход, опасаясь, что еще и обедать придется со Смычковским, тогда точно голодной останусь. Но обошлось, к моему громадному облегчению, никто не окликнул и не догнал, и я спокойно добралась до кафе на другой стороне улицы. Ну, как, спокойно, эмоции, конечно, бурлили фонтаном, а запястье зудело и покалывало от нежданной ласки, и я то и дело бессознательным жестом потирала его, стремясь избавиться от ощущения прикосновений.