Договорить не успела. Смычковский вдруг резко развернул, и наши лица оказались в опасной близости, одна его рука все так же обнимала за талию, а другая ухватила за подбородок, не давая отвернуться. Наши взгляды встретились, и мои ладони моментально уперлись в грудь нахала в бессмысленной попытке оттолкнуть. В собственной груди сладко сжалось от предчувствия — нет, уверенности, — что второй поцелуй будет вот прямо сейчас. Об этом говорил упрямый огонек в глубине глаз шефа, и решительный прищур.
— У тебя кто-то есть? — прямо спросил он ровным тоном, и мое возмущение пополам с волнением возросло.
— Какая разница? — огрызнулась я, напряженная, как струна. — Моя личная жизнь уж точно вас не касается…
Это последнее, что я успела сказать. Смычковский наклонился и заткнул мой рот властным, настойчивым поцелуем, без всякой нежности и аккуратности. Я только издала глухой возглас, даже не пытаясь сопротивляться, потому как бесполезно. Его язык уверенно раздвинул мои губы, ворвался внутрь, изучая завоеванные территории, и на меня обрушился шквал эмоций, от возмущения не осталось ни следа. Страсть, вязкая и горячая, как патока, потекла по венам, воскрешая картинки вчерашнего вечера и мои фантазии, тело плавилось, послушно прильнув к сильному телу и обмякнув в объятиях этого непостижимого мужчины. Кажется, я схожу с ума, отвечая ему и покорно позволяя запустить пальцы в волосы, чуть оттянув мою голову, покусывать губы и тут же скользить по ним языком, вынуждая открыться еще шире, как лепестки цветов.
Не понимаю, в какой момент уже мои руки оказались на его шее, крепко обнимая, а сама я — почти сидящей на широких перилах, уверенно удерживаемая за талию. Ноги непристойно широко раздвинулись, и Александр удобно устроился между ними, без всякого стыда прижимаясь вполне ощутимой выпуклостью: через домашние мягкие штаны я отлично все чувствовала. Но сознательная часть меня потерялась в бушующем шквале эмоций и ощущений, я лишь отметила, что горячая, нетерпеливая ладонь уверенно нырнула под свитер, и пальцы медленно провели вверх по позвоночнику, оставляя обжигающий след из мурашек и заставив выгнуться. О-о-о… Я зажмурилась крепче, ловя разноцветные круги перед глазами, одежда моментально стала неудобной и колючей, раздражала слишком чувствительную кожу. Захотелось от нее избавиться, и еще — от мучительно-сладкой, тягучей боли внизу живота, отдававшейся пульсацией между ног. Я летела в пропасть, моментально позабыв про все, остались только жадные губы, скользившие по моему лицу, шее, уверенные пальцы, уже переместившиеся вперед и гладившие упругое полушарие, не скрытое бельем. Мой лихорадочный шепот и жаркое томление, стекавшее к горевшей огнем чувствительной точке.
Беззвучно всхлипнув, я обвила ногами Александра, вцепившись в него и изнывая от желания, пожаром несущегося по венам.
— С-саша-а, — тихо, беспомощно простонала, когда он медленно обвел набухшую вершинку и мягко сжал ее.
Тело пронзила молния острого удовольствия, я выгнулась, хватая ртом воздух, и около уха раздался хриплый смешок:
— Ого, какая ты отзывчивая, Лесечка…
На меня как ушат холодной воды вылили, я очнулась, вернувшись в реальность. Скромняшина, что ты творишь? С ума сошла? Обжимаешься с шефом, позволяешь ему себя лапать, хотя совсем недавно заявила, что тебя быстрый секс на рабочем столе не интересует. Даже с таким обаятельным, как Смычковский… О, мой бог. Теперь лицо горело от мучительного стыда, я резко отвернулась, дернувшись в сторону и молча начав поправлять задранный свитер. Так, нет, дальше это продолжаться не может. В понедельник же напишу заявление. Жалко, конечно, такое хорошее место работы — я филиал имею в виду — но мое душевное здоровье дороже. Найду что-нибудь другое, может даже ближе к профилю, и займусь дизайном.
Однако отпускать меня не собирались.
— Куда-а-а? — протянул шеф, шустро сдернув с перил и прижав к себе уже двумя руками.
Ну хоть грудь мою оставил в покое, наглец начальственный. Я замерла, пытаясь восстановить дыхание, мышцы на плечах свело от напряжения.
— Пустите, пожалуйста, — тихо проговорила, порадовавшись, что голос не дрогнул. — Не стоило этого делать…
— Стоило, Олеся, — перебил Смычковский к моему замешательству. — Теперь я убедился в этом окончательно, — его ладонь провела по волосам, неожиданно мягко и нежно. — Ты удивила меня, знаешь ли, я уж думал, искренних и честных женщин не осталось, — со смешком добавил он. — Кто бы мог подумать, что такое чудо скрывается в моем собственном филиале, — задумчиво протянул Александр, и мое замешательство переросло в растерянность.
Я замерла, слушая с гулко колотившимся сердцем, а Смычковский между тем продолжил: