— Нет, вот сознание не надо терять, Олесенька, — снова забормотал Геннадий, беспорядочно гладя мое полуобнаженное тело. — Я же не делаю тебе больно, любимая, все хорошо будет. Выйдешь замуж за Стаса, я буду к вам в гости приезжать — к тебе, хорошая моя, только к тебе, — его сухие, горячие ладони накрыли мою грудь, уже не прикрытую кружевом, и довольно чувствительно сжали, вот только никакого удовольствия я не ощутила, все так же бездумно глядя в потолок.
Замуж?.. За его сынка?.. Да вот еще… Мысли текли вяло и сонно, завязнув в апатии, как мушки в сиропе.
— Он все равно ничего не может, ему мальчики нравятся, — со смешком продолжил Геннадий, продолжая мять грудь. — А ты родишь мне другого сына, здоровенького, полноценного, наследника…
Я почти не вслушивалась в бормотание, отстраненно считая сучки в деревянных досках потолка. Кажется, Стас что-то ответил, но для меня их голоса слились в отдаленный гул, какая-то часть меня спряталась глубоко в дальнем углу сознания, отгородившись от всего толстой стеклянной стеной… Вроде, Геннадий снова вернулся к юбке, задрав ее на пояс, и по обнаженным ногам прошелся прохладный сквозняк. Ох, не для этого маньяка я надевала этот комплект, придется выкинуть теперь, если выберусь из переделки. "А если нет?.." — коварно нашептал пребывающий в ужасе внутренний голос.
Ну а если нет, то мне уже будет все равно, и что-то подсказывало, о белье, как и об одежде, я могу забыть надолго в таком случае. Чужие пальцы коснулись низа живота, нежно провели поверх ткани, заставив мышцы протестующе сжаться. Во рту почувствовался медный привкус — это я губу, что ли, прикусила?.. Потом мой похититель поддел резинку трусиков, и я перестала дышать, превратившись в деревяшку. Если он это сделает, я…
Что именно сделаю дальше я, додумать не успела. Сквозь гул крови в ушах услышала какой-то шум, краем глаза отметила, что Стас вскочил, и на его бесстрастном лице мелькнуло озабоченное выражение. Геннадий, кажется, тоже что-то ответил встревоженным голосом, метнулся к окну, потом его сын и вовсе выбежал из комнаты. Слабое любопытство попыталось пробиться сквозь глухую, непроницаемую стену, но сдалось и отступило. Признаться, мне было все равно, что так их насторожило, главное, меня оставили в покое, только надолго ли?.. Что-то бормоча и бросая в мою сторону косые взгляды, Геннадий забегал по спальне, вцепившись в волосы, потом замер, прислушиваясь, а потом последовал за своим сыном.
Я осталась одна в комнате, привязанная, почти раздетая и ничего не понимающая. В любом случае, остается только ждать. Коротко вздохнув, я прикрыла глаза и провалилась в некое подобие полузабытья, балансируя на грани сна и яви. Может, все-таки, когда я снова их открою, все будет не настолько ужасно?..
ГЛАВА 30.
Сознание отстраненно отметило снизу неясный шум, кажется, даже крики, грохот — мебель, что ли, кто-то ломал? Интересно, кто? Хорошо бы, они между собой перессорились и покалечили друг друга… "Тогда я останусь здесь привязанной черт знает, насколько, и умру от голода и жажды", — лениво проплыла мысль. Тоже верно. На чудо я и не надеялась, признаться, и ни проблеска надежды не могло пробиться сквозь накрывшую меня апатию. Однако, буквально через несколько минут все кардинально изменилось, в том числе и мое настроение.
Шум внизу стих, но беспокойство лишь вяло шевельнулось где-то в глубине, сознание по-прежнему не желало принимать участие в происходящем. Ровно до момента, пока дверь не распахнулась от сильного удара снаружи, аж ударившись об стену. Я вздрогнула, повернула голову, разлепив глаза, и устало вздохнула. Ну что там еще?..
— Леся… Ох… — далее последовал такой роскошный трехэтажный мат, что я невольно заслушалась, уставившись на появившегося в дверях Смычковского ошалелым взглядом.
До заторможенного сознания далеко не сразу дошло, кого собственно я вижу. В одной рубашке, без галстука, на скуле ссадина, и взгляд совершенно бешеный — куда только подевалась прежняя невозмутимость? На рубашке какие-то подозрительные красные пятна — кровь, что ли?.. Я снова моргнула, боясь поверить в реальность происходящего, облизнула внезапно пересохшие губы. Тем временем, Саша, продолжая сквозь зубы ругаться, правда, уже цензурно, склонился надо мной, освобождая сначала руки, потом ноги, а потом сгреб в охапку вместе с покрывалом, бережно укутав в него, и усадил к себе на колени, крепко обняв и уткнувшись в макушку.
— Лесенька, господи, ты в порядке? — хрипло спросил он, и в голосе слышалось не просто беспокойство, настоящая паника. — Он тебе ничего не сделал?.. Ур-род гр-ребаный, — снова выругался Саша с такой ненавистью, что я наконец поверила в реальность происходящего.