– Если вам не нужна корона, вы, пожалуй, и есть та, кто больше всего ее заслуживает.
Я посмотрела на нее и по ее широко раскрытым глазам поняла, что она искренне так считает. Мне очень хотелось расспросить Джорджию поподробнее, но тут из Главного зала вышли Максон с Августом. Оба были на удивление спокойны. Позади на расстоянии следовал один-единственный гвардеец. Август посмотрел на свою невесту с таким видом, словно за несколько минут ее отсутствия уже успел по ней соскучиться. Наверное, потому он и взял ее с собой во дворец.
– У тебя все хорошо, Америка? – спросил Максон.
– Да. – Я обнаружила, что снова не могу смотреть ему в глаза.
– Уже утро, тебе пора к себе, – заметил он. – Гвардейцы поклялись никому не рассказывать о том, чему стали свидетелями, и я был бы признателен, если бы ты сделала то же самое.
– Разумеется.
Моя холодность, похоже, вызвала его недовольство, но как еще я должна была себя вести?
– Мистер Иллеа, рад был с вами познакомиться. Надеюсь в самом ближайшем времени снова встретиться с вами. – Максон протянул руку, и Август непринужденно пожал ее:
– Если вам что-нибудь понадобится, только скажите. Мы действительно на вашей стороне, ваше высочество.
– Спасибо.
– Идем, Джорджия. Кое-кому из здешних гвардейцев явно очень хочется взять нас на мушку.
Она засмеялась:
– Увидимся, Америка.
Я кивнула, совершенно уверенная, что вижу ее в последний раз. От этого было грустно. Она прошла мимо Максона и взяла Августа за руку. Сопровождаемые гвардейцем, они вышли из дворца, и в холле остались только мы с Максоном.
Он поднял на меня глаза. Я промямлила что-то и, махнув рукой в сторону лестницы, двинулась в ее направлении. Возмущение, которое вызвало у него предложение выбрать меня, лишь растравило боль, которую причинили мне его вчерашние слова в библиотеке. Я думала, после той ночи в убежище мы достигли какого-то понимания. Но, похоже, все стало еще сложнее, чем было, когда я пыталась разобраться в своих чувствах к Максону.
Я не знала, какое значение это имеет для нас. И существует ли еще «мы» вообще.
Я очень спешила подняться к себе, но Аспен все равно меня опередил. Это было неудивительно. Он знал дворец как свои пять пальцев, так что ему это ничего не стоило.
– Привет, – произнесла я, не очень зная, что сказать.
Он быстро обнял меня и отстранился:
– Ты молодчина.
– Правда? – улыбнулась я.
– Ты поставила их на место, Мер. – Рискуя жизнью, Аспен большим пальцем погладил меня по щеке и улыбнулся. – Ты заслуживаешь счастья. Мы все его заслуживаем.
– Спасибо.
Аспен, взяв меня за запястье, сдвинул браслет, который Максон привез мне в подарок из Новой Азии, и коснулся того, который я смастерила из подвешенной на шнурок пуговицы, подаренной им. Взгляд у него сделался грустным.
– Мы с тобой скоро поговорим. По-настоящему. Надо много всего обсудить. – С этими словами Аспен двинулся прочь по коридору.
Я со вздохом обхватила голову руками. Неужели он подумал: если я отказала повстанцам, это значит, что я решила дать Максону от ворот поворот? И что я горю желанием возобновить отношения с ним?
А с другой стороны, разве я только что не оттолкнула Максона?
Разве я не думала вчера, что Аспен должен остаться в моей жизни?
Почему тогда все так плохо?
В Женском зале царила мрачная атмосфера. Королева Эмберли писала кому-то письма, время от времени поглядывая на нас четверых. Селеста запаслась кипой журналов и залегла с ними на диван. Крисс весьма предусмотрительно захватила свой дневник и что-то записывала в нем, как всегда пристроившись неподалеку от королевы. Ну почему мне не пришло это в голову? Элиза раздобыла где-то набор карандашей и что-то рисовала у окна. Я сидела в разлапистом кресле рядом с дверью и читала книгу.
Мы даже не смотрели друг на друга.
Я пыталась сосредоточиться на тексте, но мои мысли постоянно съезжали на ту, кого повстанцы хотели бы видеть в роли принцессы, если ею не стану я. Селеста пользовалась огромной популярностью, и ей не составило бы никакого труда повести людей за собой. Интересно, они представляют, какая она искусная манипуляторша? Если они знают про меня, то вполне могут знать и про нее. Может, в ней и в самом деле есть что-то такое, чего я не замечаю?
Крисс – милая девушка и, судя по опросу в том журнале, тоже относится к числу народных любимиц. Да, семья у нее не слишком влиятельная, но если кто-то из нас и достоин стать принцессой, то это она. Она производит такое впечатление. Да, она не идеальна, но очень славная. Наверное, это и привлекает в ней людей. Иной раз даже мне самой хотелось равняться на Крисс.
Меньше всего я бы заподозрила Элизу. Она призналась, что не любит Максона и находится здесь из чувства долга. Я искренне надеялась, что под долгом она подразумевает долг перед своей семьей или своими новоазиатскими корнями, а не перед повстанцами. К тому же она всегда такая сдержанная, такая невозмутимая. В ней нет ни капли бунтарского духа.