– Мне кажется, Август должен это знать. Вот только как с ним связаться? Можно было бы написать ему, но я боюсь слишком многое доверять письму. И потом, неизвестно, получится ли у меня обеспечить ему возможность попасть во дворец.
– Так, может, лучше мы сами отправимся к нему? – предложила я.
– И как ты предлагаешь это устроить? – рассмеялся Максон.
– Я что-нибудь придумаю, – кокетливо пожала я плечами.
Некоторое время он молча смотрел на меня:
– До чего же приятно говорить не таясь. Я всегда тщательно слежу за своими словами. Но здесь меня никто не сможет услышать. Только ты одна.
– Тогда не теряй времени даром и расскажи что-нибудь.
– Только если ты тоже что-нибудь расскажешь, – ухмыльнулся он.
– Договорились, – с готовностью подхватила я его игру.
– Ну и что бы ты хотела узнать?
Я убрала со лба мокрые волосы и решила начать с вопроса хотя и важного, но не касающегося ничего личного:
– Ты и в самом деле ничего не знал про дневники?
– В самом деле. Но я уже в курсе. Отец заставил меня прочитать все от корки до корки. Появись Август на две недели раньше, я решил бы, что он все выдумал. Теперь же я знаю, что это правда. Ты себе просто не представляешь, Америка. То, что читала ты, это еще цветочки. Хотел бы я тебе все рассказать, но пока не могу.
– Я понимаю.
Он пристально посмотрел на меня:
– Каким образом остальные девушки узнали о том, что ты видела меня без рубашки?
Я потупилась, не зная, как об этом сказать.
– Мы смотрели, как гвардейцы тренируются. Я сказала, что ты без рубашки выглядишь ничуть не хуже любого из них. Сама не знаю, как у меня это вырвалось.
Запрокинув голову, Максон расхохотался:
– У меня даже не получается на тебя рассердиться.
Я улыбнулась:
– Ты еще кого-нибудь приводил сюда, кроме меня?
– Оливию, – погрустнел он. – Всего один раз.
Теперь, когда он произнес это вслух, я вспомнила. Он целовался с ней здесь, она сама рассказывала нам об этом.
– Я целовался с Крисс, – выпалил Максон, не глядя на меня. – Недавно. В первый раз. Я подумал, будет справедливо, если ты об этом узнаешь.
Он опустил глаза, и я молча кивнула в ответ. Если бы я сама не стала свидетельницей того, как они целовались, то, наверное, не выдержала бы. Даже сейчас, несмотря на то что уже все знала, его слова причинили боль.
– Мне не нравится делить тебя с другими. – Я переступила с ноги на ногу; мое платье окончательно пропиталось водой и отяжелело.
– Знаю. Но таковы правила игры.
– Все равно это несправедливо.
– И много мы с тобой в жизни видели справедливости? – рассмеялся Максон.
Тут он был прав.
– Вообще-то, я не должна тебе говорить об этом… И если ты проболтаешься, мне наверняка будет хуже, но… Ладно, твой отец все время говорит мне гадости. А еще он велел прекратить выплаты моим родным. Впрочем, всем остальным перестали платить еще раньше, так что, наверное, это выглядело нечестно.
– Извини, – сказал он, глядя на город. На мгновение я забыла, о чем говорила, заглядевшись на мокрую рубашку, облепившую его грудь. – Боюсь, Америка, тут я уже ничего не смогу сделать.
– Я и не прошу тебя что-то сделать. Просто решила, что ты должен знать. Я как-нибудь переживу.
– Ты оказалась ему не по зубам. Он не понимает тебя. – Максон взял мою руку, и я не стала отнимать ее.
Я попыталась придумать еще какой-нибудь вопрос, который можно было бы ему задать, но в основном все они касались остальных девушек, а вникать в подробности я не хотела. Пожалуй, приблизительное положение дел я представляла себе и так, а если в чем-то и ошибалась, портить себе настроение сейчас не хотелось.
Максон взглянул на мое запястье.
– Ты… – Он вскинул глаза и, похоже, решил задать какой-то другой вопрос. – Ты не хочешь потанцевать?
Я кивнула:
– Только я кошмарно танцую.
– А мы будем танцевать медленно.
Максон притянул меня к себе и положил ладонь на мою талию. Я приняла его протянутую руку, а второй приподняла намокший подол. Мы стали покачиваться на одном месте. Я прижалась щекой к груди Максона, а он уткнулся подбородком мне в макушку, и мы принялись танцевать под музыку дождя.
Он еще крепче обнял меня, и у меня возникло такое чувство, что все плохое улетучилось и обнажилась суть наших с Максоном отношений. Мы были друзьями, которые не хотят лишиться друг друга. Во многом мы были полными противоположностями, но это не мешало нам быть родными душами. Я не стала бы называть наши отношения судьбой, но это определенно было что-то большее, нежели все то, с чем я сталкивалась прежде.
Я подняла голову и, коснувшись ладонью щеки Максона, притянула его к себе для поцелуя. Его влажные губы обожгли мои. Его руки обвились вокруг моей талии, и он прижался ко мне, словно боялся, что рассыплется, если не сделает этого. Дождь барабанил по крыше, заглушая все остальные звуки. Казалось, в мире воцарилось безмолвие. Мы танцевали, и мне было мало – мало его, мало этих прикосновений, мало пространства и времени.