- Отец, который не знает, что у мальчика аллергия на сладкое? – приторно-медовым тоном осведомилась я, оценивающе глядя на папашу Пауля. – Или наоборот, он слишком хорошо знает, что сахар вызывает у Пауля отек горла?
В участке снова стало тихо. Петрова едва слышно пробормотала что-то на орочьем, удивленно глядя на меня и не понимая, вру ли я на лету или же говорю правду. Я не врала. Гутта как-то упомянула, что Паулю нельзя ни крошки сладкого, но его отец, который не интересовался ни сыном, ни его здоровьем, об этом, разумеется, не знал – или же прекрасно знал, но ему было все равно. Он хотел лишь нагадить бывшей жене.
- Дать ребенку леденец, который доведет его до смерти, - отчеканила я. – Но до этого успеть забрать его из Тансворта, чтобы причинить лишние мучения матери – а потом обвинить ее в гибели мальчика. У нас ведь женщины всегда во всем виноваты, а не отцы-молодцы. Шеф, вы действительно решили отдать Пауля этому человеку, или я как-то неправильно все поняла?
Я говорила и поражалась своей наглости. У меня не было ни веса, ни влияния в Тансворте. Я просто работала организаторшей праздников, и у меня была наглость и громкий голос. Лицо шефа побагровело еще сильнее, и папаша Пауля проворно спрятал леденец за спину, а Пауль заревел, свалился со скамьи и принялся кататься в истерике по полу приемной.
- Да помогите же ему! – беспомощно воскликнул шеф. – Вы ведь женщины, сделайте что-нибудь!
Было видно, что он окончательно растерялся. Да, детский рев иногда мог творить чудеса: у мужчин опускались руки, и они готовы были на все, лишь бы он прекратился.
- А мы здесь при чем? – беспечно осведомилась Петрова. – У мальчика есть отец, пусть он и займется ребенком. А мы посмотрим, как он справляется. Наверно, намного лучше, чем плохая мать, да?
Тем временем, дверь участка открылась, и в приемную вошла Гутта – заплаканная, с потемневшим от горя лицом. Доктор Хорни вел ее под руку – было видно, что потеря сына сокрушила и растоптала ее, и Гутта с трудом держится на ногах. Увидев, что Пауль валяется на полу, Гутта бросилась к нему, прижала к себе мальчика, ласково приговаривая что-то бессмысленное и тихое, и Пауль тотчас же умолк, прижавшись к матери. Я представила, как полицейские отрывали его от Гутты, чтобы забрать из родного дома, и мои кулаки непроизвольно сжались.
- Странно, правда, шеф? – спросила я самым медовым тоном из всех возможных. – С якобы хорошим отцом ребенок бьется в истерике и рыдает от страха, а с якобы плохой матерью у него все хорошо.
- И этот якобы хороший отец не знает, что нужно его сыну, что ему можно и нельзя, - поддержала меня Петрова. – И сует ему сладость, которая его убьет.
Гутта медленно поднялась с пола – теперь ее лицо наполняла решительность и гнев, настолько сильный, что мне показалось, что в воздухе засверкали молнии.
- Сладость?! – громким свистящим шепотом поинтересовалась она. – Ты давал ему сладости, мерзавец?!
Я подошла к шефу, тихонько протянула ему несколько золотых крон и негромко сказала:
- Шеф, ну вы и сами видите, что произошла трагическая ошибка. Отпустите мать и ребенка, не усугубляйте. У нас много работы, шеф. Очень много, правда.
- Совершенно верно, - услышала я ледяной голос Берта. Он вошел в полицейский участок, и все мы вытянулись в струнку, как и полагается человечишкам перед драконом. Над головой Берта кружилось облако искр, он выглядел настолько грозным и властным, что я невольно залюбовалась им. Впрочем, я почти сразу же дала себе мысленную оплеуху: не время ронять слюни от восторга, у нас полно проблем.
Берт прошел к оторопевшей от изумления Гутте, взял ее под локоть и добавил:
- Эта женщина работает на его высочество Эжена. Я забираю ее и ребенка именем его величества и надеюсь, что вы их больше не потревожите.
Шеф икнул. Он и подумать не мог, что отец-герой, прикативший забирать ненужного ребенка, принесет ему столько проблем. Только дурак встанет на пути дракона – а шеф никогда не был дураком.
- Конечно, ваша милость! – кланяясь, воскликнул он. – Разумеется, ваша милость, забирайте! Чем-то сможем пригодиться, ваша милость, только намекните!
Папаша Пауля побелел – он готов был сражаться с испуганной женщиной, но никак не с драконом. Из дверей кабинетов выглянули офицеры – увидев дракона, они тоже вытянулись в струнку с тем лихим и придурковатым видом, который так ублажает взгляд сурового начальства. Я решила, что нам нужно убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше, и потянула Петрову к дверям.
Когда мы оказались на улице, то Гутта просто взяла Берта за руку и прижала ее к губам. Было видно, что она вымотана настолько, что даже плакать не может. Берт со вздохом освободил свою руку, дотронулся до ее плеча и сказал:
- Давайте решим, что вы должны сделать. А потом я подумаю, как вас нужно спасти.
***