Отбор с осложнениями (СИ)

Послы явились чуть позже, что было явным нарушением этикета, и Эмма прикусила губу, когда увидела Мордиша: левый глаз его заплыл, и багровый синяк горел как фонарь, заметный издалека.

— Что произошло? — встревожился король. — Я предоставлю вам лекаря!

— Не надо, — отказался Мордиш, усаживаясь в одно из кресел. — Я буду носить этот знак как орден, с гордостью и радостью.

— Кто посмел? — нахмурился король, отчего-то посмотрев в сторону шатра, установленного позади сцены для невест, и сердце Эммы сжалось от холодной уверенности: это сделала леди Дракхайн, на вчерашнем свидании. Что теперь будет?!

— Это сделала женщина, — довольно осклабился Мордиш. — Сильная, как медведица, смелая, как лев…

— Вот как? — немного успокоился король. — Вы назовете ее имя?

— Думаю, это будет неправильно, — ответил рыжий, и Эмма с облегчением выдохнула. — Я заслужил этот синяк. Не хочу ставить под удар репутацию прекрасной леди.

— Кажется, я догадываюсь, у кого такая тяжелая рука, — задумчиво произнес король, не сводя взгляда с шатра, где невесты ожидали своей очереди, но тут, к счастью, на сцену вышел концертмейстер, наряженный в парадный камзол, и объявил:

— Первой на сцену приглашается леди Амалия Стетхейм. Она исполнит песню «Белая птица».

Невеста появилась на сцене словно волшебное видение: в белом кружевном платье, с распущенными золотыми волосами, тонкая и нежная, точно фея. Скрипки заплакали, выводя печальную мелодию, и Амалия запела…

Эмма очнулась, лишь когда остальные зрители начали аплодировать, и захлопала сама что есть силы, лишь потом сообразив, что поздравляет конкурентку. Быстро вытерев влажные щеки, Эмма почувствовала на своей талии тяжелую руку.

— Какое счастье, что я не буду петь, — тихо сказала Бригитта. — По контрасту с Амалией это было бы чудовищно.

У сцены возникла какая-то суматоха, концертмейстер хмурился и вносил изменения в свиток.

— Что там произошло, интересно бы знать, — сказала Эмма.

— Несколько невест отказались участвовать, — пояснила Милаша, оказавшаяся рядом. — Вчера в купальнях королевские маги уничтожили все артефакты, которые были пронесены на отбор без дозволения.

— Как? — громко удивилась леди Дракхайн.

— Да-да, — подтвердила Милаша, — уж не знаю, что там было. У меня так все свое: и ум, и красота…

Ирэна Воблер, найдя взглядом свою подопечную, подошла и стала рядом.

— Не съедим мы вашу Милашу, — насмешливо сказала Эмма. — Вы что-нибудь знаете о вчерашнем происшествии?

— Шерилл Свит — заика, — нехотя сказала Ирэна. — Отбыла из дворца этой ночью. Леди Сесиль Виннеган тоже уехала, уж не знаю, какой дефект она скрывала.

— Хорошо, что вам бояться нечего, да? — спросила Эмма. — Что ты покажешь, Милаша?

— О, это будет потрясающе, — загорелась девушка, поправляя розовое, как туманная дымка, платье. — Я буду…

— Пойдем, Милаша, — перебила ее Ирэна. — Я хочу, чтобы ты кое-что повторила.

— Да я и так репетировала всю ночь…

Эмма задумчиво посмотрела на свою невесту. Как и следовало ожидать, леди Дракхайн отошла к столикам с едой. Она методично поглощала бутерброды и казалась невозмутимой, как скала. Но ее уверенность обманчива: вчера их вечерние объятия затянулись, Бригитта словно не хотела отпускать Эмму, нуждаясь в поддержке и ее тепле. Все же у них явный прогресс в отношениях!

 — Вы будете выступать последними, — прошептала Тереза, ставя на стол еще закуски.

— О, что это за рулетики? — оживилась Бригитта.

— Копченый лосось со сливочным сыром и зеленью.

— Как ты можешь есть? — возмутилась Эмма.

— Ты слышала? Мы последними выступаем, — попыталась оправдаться леди Дракхайн, забирая себе всю тарелку. — Что ж теперь, до вечера голодать?

— Ты вообще не волнуешься?

— Тереза, налей ей немного, для успокоения, — попросила Бригитта.

— Я не буду, — хмуро отказалась Эмма. — Может, лучше тебе? Для раскрепощения?

— Ну, разве что коньячку, — не стала отказываться леди Дракхайн.

Тереза кивнула и вскоре вернулась с небольшим графином, в котором плескалась янтарная жидкость.

— Только рюмку, — сурово сказала служанка, потом окинула взглядом габариты Бригитты и смягчилась: — Ладно, две.

Эмма вздохнула и снова повернулась к сцене, кусая губы.

— Леди Раума Бердамон! — объявил концертмейстер. — Она нарисует портрет его высочества, Вильгельма Юрингема третьего!

В ответ раздались уверенные аплодисменты принца и менталистки Раумы, которая стояла позади сцены, а вскоре их поддержали и остальные зрители.

Раума вышла на сцену в длинном красном платье с невероятно откровенным вырезом на груди. Ее черные волосы были распущены по плечам и спине, а в руках она держала кисточку и пузырек с черной краской. Поклонившись, нашла глазами Вилли, очаровательно улыбнулась ему и принялась рисовать прямо в воздухе.

Тихо заиграли музыканты, и легкая романтичная мелодия поплыла над садом. Аромат роз, казалось, усилился в несколько раз. Менталистка позади сцены, миниатюрная женщина, терявшаяся на фоне своей невесты, водила в воздухе руками, прикрыв глаза. А сама девушка продолжала виртуозные росчерки кистью, иногда кружась вокруг себя, слегка покачивая бедрами и загадочно улыбаясь.